На литературных перекрестках - [60]

В 1928 году Казахский национальный государственный театр переехал из Кзыл-Орды в новую столицу — Алма-Ату. Капан Бадыров попытался снова попасть в театр, но ему нашлось место лишь в суфлерской будке, да и то ненадолго. Раздосадованный Капан решил уехать в Ленинград учиться, но тут счастье неожиданно повернулось к нему лицом. Один из исполнителей, занятый в пьесе «Мятеж» (по книге Фурманова), не вернулся к сроку из отпуска. Над праздничным спектаклем, приуроченным к 7 ноября, нависла угроза срыва. Дирекция театра обратилась к Капану с просьбой «выручить». И Капан выручил. Хотя очень трудно было на ходу вступать в готовый спектакль, но природный талант помог двадцатитрехлетнему актеру создать крепкий, запоминающийся образ одного из главных мятежников. Критика отметила большую удачу случайного исполнителя. Актеры пригласили Капана в свой коллектив и уговорили остаться в Алма-Ате. Поездка в Ленинград на учебу отпала.

В первые годы работы казахского театра на его сцене порой шли пьесы, в которых в розовом свете показывалось феодально-родовое прошлое. Но время заставило театр перейти к советской тематике. Капан Бадыров, изображавший героев прошлого в национальном репертуаре, одним из первых осознал слабость своей художественной культуры. Теперь ему пришлось создавать образы современных героев, советских людей. Он одним из первых заговорил о необходимости привлечения к художественному руководству опытных работников русской сцены. Режиссер Насонов, приглашенный в казахский театр художественным руководителем, рассказал актерам о К. С. Станиславском. Бадыров впервые узнал основы системы воспитания актера. Работая с русским режиссером, Капан настойчиво овладевал актерским мастерством и увереннее чувствовал себя, создавая новые образы в современных пьесах.

Отличаясь редкой трудоспособностью, Бадыров расширял свой кругозор, изучая по книгам богатый опыт крупнейших деятелей русской сцены.

Несколько раз Бадыров смотрел пьесу Тренева «Любовь Яровая» в русском драматическом театре Алма-Аты и в Москве на сцене МХАТа. Встречи с выдающимися артистами-мхатовцами, беседы с ними об актерском мастерстве помогли казахскому артисту нащупать верный образ поручика Ярового. Бадыров понял непреложный закон искусства: образ врага следует раскрывать, не умаляя его личных качеств, не обедняя его. Только так можно избежать голой схематичности и агитационной карикатуры.

В тетрадях Бадырова сохранились записи его окончательного замысла роли Ярового:

«Я не собираюсь, — писал он, — играть злодея, абсолютного, стопроцентного белогвардейского мерзавца, о котором все заранее известно. Я хочу создать характер отважного, чрезвычайно честолюбивого человека, лишенного каких бы то ни было идеалов. Это мелкий персонаж великих событий… Я хочу возбудить в зрительном зале активную ненависть к нему…»

Эту художественную задачу социального разоблачения врага Бадыров успешно решил. Он создал четкий портрет Ярового, человека сложного характера, для которого гибель в борьбе была исторически неизбежна.

Непрестанная учеба у русских художников сцены благотворно отразилась на всей работе Капана Бадырова.

Приступив к созданию образа Отелло в шекспировском спектакле, Бадыров посмотрел на сцене Малого театра народного артиста СССР Александра Александровича Остужева, замечательного исполнителя этой роли. Игра Остужева произвела на Капана огромное впечатление. Русский артист подчеркивал в своем исполнении не трагедию ревности, а трагедию обманутого доверия. Это оно бросило Отелло в объятия коварного Яго и сделало его слепым орудием в руках злейшего врага. Стараясь понять связь между этими двумя персонажами пьесы, Бадыров воспринял их взаимоотношения, как борьбу двух начал, двух мироощущений. С одной стороны Отелло — правдолюбивый, стоящий выше мелкой человеческой злобы и обмана, с другой — Яго, погрязший в тине мелких пороков и страстей, которыми отличалось венецианское общество того времени.

Работал Капан Бадыров над созданием образа Отелло со страстным увлечением. Он долго искал наиболее выразительную мизансцену убийства Дездемоны. Решение пришло неожиданно.

— Однажды я сидел, — рассказывал Бадыров, — с детьми, мысленно проверяя эту сцену, и произнес один монолог своей роли. Увидев мое лицо, ребенок, сидевший у меня на коленях, испугался и заплакал. Я схватил его на руки и понес на кровать. И тут вдруг у меня родилась мысль: «Да ведь именно так убивает Отелло Дездемону, как любимого ребенка, плача и жалея ее».

Сцена убийства Дездемоны, разработанная Бадыровым, потрясла зрителей.

Отелло в исполнении Бадырова овеян мягким лиризмом, покоряющим великодушием, высоко развитым чувством человеческого достоинства. Так расценила этот образ критика.

Еще не затих гром второй мировой войны, а Капан Бадыров уже волновал сердца зрителей, играя роль Намыс-улы в пьесе Мухтара Ауэзова и Альжаппара Абишева. Это было лучшее произведение казахской драматургии, созданное в дни Великой Отечественной войны. Драматурги использовали злободневный подлинный факт из боевой жизни легендарной Панфиловской дивизии, защищавшей Москву на одном из важнейших участков фронта — на Волоколамском направлении. Командовал дивизией генерал-майор Панфилов. Среди его соратников особенно выделялся командир батальона Баурджан Момыш-улы (в пьесе он выведен под именем Намыс-улы). Его роль была поручена Капану Бадырову. Работая над образом своего героя, Бадыров ощущал себя на сцене бесстрашным воином, утверждающим великие патриотические идеи. Актер хорошо передавал главные черты характера командира батальона — беззаветную храбрость, смелость и самоотверженность, огромную любовь к своей родине и ненависть к ее врагам. Капан Бадыров подчеркнул своим исполнением роли Намыс-улы самоотверженность командира, в любую минуту готового открыто выйти навстречу врагу, чтобы победить его или погибнуть с оружием в руках.