На льдине - в неизвестность - [33]

Из трещины понемногу начала бить вода. Противоположный край на глазах отодвигался. Выйди они на пять минут раньше и очутись на той стороне, вряд ли смогли бы вернуться назад. С лебедкой надо было проститься.

К ужину собрались все. Пришел и Женя. Он весь день вел гравитационные наблюдения. Жене теперь хорошо! В свой ледяной домик он пробирается по тоннелю, который они недавно прокопали в снегу. Отличный тоннель. Метро! Наверху бесчинствует пурга, а под снегом тихо, даже уютно. Фонарь освещает невероятной белизны стены. Только пес Веселый, которого пустили укрыться от непогоды, да сам закоптелый фонарь здесь выглядят кляксами.

Уже собирались садиться за стол, разбирали ложки, миски (горячая каша поторапливала), когда совсем рядом оглушительно затрещало. Льдину так тряхнуло, что зазвенела посуда и «летучая мышь» под потолком резко взметнулась. Бросились в кухню, в тамбур. Пока все было цело: пол, стены, крыша.

За ужином говорили мало, ели поспешно. Иногда кто-нибудь прислушивался, и тогда, не сговариваясь, все переставали жевать. Но как ни были все напряжены, усталость брала свое.

Женя и Петр Петрович забрались в спальные мешки и сразу уснули. Счастливые! Они обладали способностью мгновенно засыпать при любых обстоятельствах. А Иван Дмитриевич так и не прилег. Ходил по палатке, курил. Слушал.

Шла шестая штормовая ночь — ночь, которая четырем ледовым жителям запомнилась на всю жизнь.

На их льдину снова наторашивало молодой лед, теперь уже совсем близко от палатки. Было слышно, как он со звоном кололся и хрустел. Иногда раздавался глухой удар — должно быть, опрокидывалась большая льдина. Иван Дмитриевич останавливался. Слушавший эфир Кренкель оборачивался.

Было уже за полночь, когда Иван Дмитриевич предложил:

— Сыграем в шахматы.

Эта игра была здесь особенно любима. Она отвлекала от бушующего над головой ветра, от мысли, что льдина может расколоться.

Эрнст у них лучший игрок, и Ивану Дмитриевичу очень хотелось выиграть хоть бы раз. Трубочка погасла, а он все еще посасывал. Не дать бы маху!

И вдруг треск снова повторился. Прямо под палаткой, под ногами! Противно, режуще заскрежетал каркас палатки.

Иван Дмитриевич вскочил.

— Братки, одевайтесь, под нами скрипит лед!

Женя неохотно высунулся из мешка.

— Дмитрич, это снег оседает, потому и скрипит.

— Какой там снег? Кухня ходуном ходит. Ну-ка вылезайте, сами посмотрите!

Петр Петрович выпрыгнул из койки и быстро оделся.

— Пойду гляну, — сказал он.

Выбравшись из снежного лаза, он на мгновение задержался, привыкая к темноте и обрушившейся на него пурге. Потом пополз, подсвечивая фонарем, напряженно всматриваясь. Треск и пальба ломающегося льда наступали со всех сторон. Невозможно было понять, откуда движется опасность.

Ползти долго не пришлось. Шагах в десяти от палатки он увидел тонкую ниточку трещины. Совсем безобидную. Казалось, кто-то ради шутки взял и протянул ее здесь. Петр Петрович положил на нее руку. Края ее шевелились.

Через несколько минут все уже были наверху. Эрнст остался с фонарем у входа — вместо маяка, а остальные, пробивая ветер, поползли вдоль трещины к метеобудке и дальше, к хозяйственному складу. Рядом непривычно близко шумела вода. Отколовшаяся часть льдины уже отошла метров на пять. На ней уплывали два их продовольственных склада. Хозяйственный наполовину висел над разводьем. Снизу торчала обломанная доска, и лист фанеры, изогнувшись, черпал волну.

Откапывать вход было некогда. Иван Дмитриевич топором проломил ледяную крышку. Спрыгнул внутрь, в уже нашедшую воду, и стал вышвыривать тюки с меховой одеждой, валенки, лопаты, коробки с патронами. Петр Петрович и Женя еле успевали подхватывать, вырывая у ветра обледенелые тюки.

Груженые нарты тянули почти ползком, не надевая лямок. Чтобы не утащили за собой, случись нартам свалиться в трещину.

С трудом подтащили к центру льдины, под антенну. Казалось, что здесь льдина крепче. Не отдыхая, принялись грузить новые.

Когда немного посветлело, увидели трещину и под палаткой. Она выбегала из-под нее с двух сторон — тонкая, еле заметная, местами засыпанная снегом. Может, это еще ничего? Но внутрь палатки уже находила вода.

Тяжело было покидать свой дом. Восемь месяцев он так надежно укрывал их от непогоды! Но откопать из-под снега заледенелую сверху донизу палатку не было сил.

Принялись ставить шелковые. В одну перенесли хозяйство Кренкеля, в другую — Ширшова. А сами ни в палатках, ни за нагруженными нартами не находили спасения от пронизывающего ветра. И чтобы как-то согреться, спускались в свою обжитую, старую. Трещина пока не разошлась, и они, не раздеваясь, дремали на койках — лежа над пропастью, чутко прислушиваясь к каждому шороху. Лишь Эрнст был верен себе. Когда было особенно трудно, он заводил патефон.

Шторм стал затихать только на седьмые сутки. От их льдины остался лишь обломок. Прежде на ней мог разместиться целый город — с улицами, площадями, с аэродромом. А сейчас и одному самолету негде приледниться. И даже этот обломок стал ненадежен — на нем появились новые трещины.

Когда Женя смог определиться, они не поверили полученным результатам. За шесть суток шторма их промчало к югу на сто двадцать миль.