На льдине - в неизвестность - [35]
— Близко к краю не подходить, — объявил он после этого всем. — Если кто утонет, считайте, что пропали двое. Мне уже не к чему будет возвращаться.
Быстро нашел в темноте нужный тюк — полярная ночь приучила работать на ощупь. Достал связку черных флажков и тут же стал расставлять по краям льдины. Забились, зашелестели кусочки материи, отгораживая пропасть.
— Теперь у нас один девиз: смотри да смотри!
Метеосводку передали, несмотря ни на что, в срок. Как всегда, она скупая: температура минус двадцать, штормовой ветер. А как он ворочает, ломает льды? А каково людям?..
Тут же передали единственную в этот день телеграмму:
«В районе станции продолжает разламывать обломки полей протяжением не более 70 метров. Трещины 1–5 метров, разводья до 50. Льдины взаимно перемещаются. До горизонта лед 9 баллов, в пределах видимости посадка самолета невозможна. Живем в шелковой палатке на льдине 50 на 30 метров. Вторую мачту антенны ставим на время связи на другую льдину. С нами трехмесячный запас, аппаратура, результаты. Привет от всех».
Вечером пришла телеграмма из Москвы от Отто Юльевича Шмидта:
«…Правительство утвердило ряд новых мер по оказанию вам большой помощи. «Таймыр» выйдет третьего. «Мурманцу» поручено обязательно пробиться к вам. Срочно готовится «Ермак». Я выхожу на «Ермаке».
Они делают все, что возможно, и даже невозможное. Они все время начеку. Все время меняют «местожительство».
Сейчас готовят факелы. Забравшись от ветра под брезент, прикручивают к лыжным палкам магниевые ракеты. Если опять начнет ломать, надо же хоть что-то видеть — куда, на какой мало-мальски надежный обломок перебираться. «Летучая мышь» тут не помощник.
Брезент над головой хлопает все яростнее. Ветер врывается и сюда. Рвет все из рук, мешает. Гул стоит страшный.
Неожиданно в мешанину звуков, в перепалку льда и ветра ворвался крик. Звал на помощь Эрнст.
Схватив палки с железными наконечниками — без них ветер валит с ног, — бросились к нему.
Единственная уцелевшая палатка, в которой находилась радиостанция, — не выдержала: лопнула как пузырь. Эрнст лежал на ней всем своим длинным телом, отчаянно удерживая. Ветер вырывал обрывки шелка, провода.
Таймырцам сейчас нелегко.
Их радиостанция! Случись что с ней — кто их найдет в этой искореженной, искромсанной на куски ледяной пустыне?!
Задыхаясь от хлещущего вихря, быстро навалили тяжелые ящики, подтащили нарты. Эрнст нырнул под палатку, чтобы укрепить на полу аппаратуру.
Угомонится ли хоть немного этот сумасшедший ветер?! С двадцатиградусным морозом он нестерпим, словно теркой сдирает на лице кожу. Нет, и не думает.
Страшно, неистово загрохотало совсем рядом. Зазвенели, дробно рассыпались осколки. Шумно всплеснула вода, окатив их ледяными струями.
И, поднявшись, встав на дыбы, грозно и неумолимо полезли из тьмы на их обломок ледяные глыбы. Борясь, подпирая друг друга, круша и ломая — как звери, живые и страшные…
Льдина качалась, судорожно вздрагивала.
Четверо безмерно усталых людей придвинулись ближе друг к другу.
Отступать было некуда. В двух шагах — край. Шипит, плещет черное разводье, бьется в нем ледовое крошево.
Они уцелели на своем крошечном шальном обломке. Выдержали еще один страшный напор льдов.
Жить негде. И они принялись строить на этой колеблющейся «земле» снежный домик.
— Ребята, солнце!
У далекого зубчатого горизонта в тумане показался огненный краешек, всего лишь краешек. И сразу обогрел льды, разбросав по ним теплые живые лучи.
Доброе, родное солнце! Как они его ждали!..
Когда туман рассеялся, увидели сверкающие вершины ледников Гренландии. За девять месяцев первая земля! Пустынная, холодная, но все же земля! По ней можно ходить и не думать, что она под тобой расколется, встанет на дыбы и сбросит тебя. До нее не меньше ста километров, и, конечно, они не собираются на нее перебираться, а все же вон она, видна.
Они знали, что не забыты. На выручку к ним шел ледокольный пароход «Мурман». На его борту два легких самолета. Из Кронштадта вышел «Ермак». «Таймыр» уже прошел треть пути. Кренкель говорил с ним по радиотелефону. Слушал уже близкие голоса.
Таймырцам сейчас трудно. Корабль идет в полосе сильного шторма. Волны перекатываются через палубу, нещадно бьют сильно обледенелый корабль. Крен доходит до пятидесяти семи градусов. Команда, насквозь промокшая, в заледенелой одежде, непрерывно скалывает наросты льда.
«Мурманец» пробивается сквозь тяжелые льды где-то около Ян-Майена.
«Как далеко он, маленький черт, забрался!» — записал в дневнике Иван Дмитриевич.
Льды начали смерзаться. Женя и Петр Петрович вернулись из дальней разведки, измотанные скитанием по искореженным штормами ледяным обломкам. В двух километрах от лагеря им все же удалось найти гладкую площадку на молодом льду разводья. Легкий самолет может сесть.
Рано утром, когда они спали, примостившись на снежных лежанках под кучей мехов, в домик ввалился дежуривший Эрнст и разом всех поднял:
— Огонь на горизонте!
Там, далеко в темноте, светилась яркая звездочка.
— Не могут же звезды гореть полтора часа на одном месте, — убеждал Эрнст. — Я этот огонь давно вижу, да не хотел вас будить.
