На льдине - в неизвестность - [19]
— Только сиди смирно, не мешай, — приказал Иван Дмитриевич.
Петляя по извилистым протокам, переходили из одного озера в другое, мимо ледяных глыб, мокрых и сверкающих.
Голубые берега… Голубая вода… Она журчала под веслами. Журчала, ручейками стекая в озера. Где-то в ледовых завалах шумел настоящий водопад. С лодки было лишь видно, как в его мелких брызгах дрожал, переливался радужный ореол. Впереди — даль, окаймленная зубцами обнажившихся голубых торосов.
Лед, снег, вода…
Неужели здесь совсем недавно, скользя лыжами по твердому насту, бежали самолеты?!
Ну, а сейчас? Крепка ли их льдина? Насколько ее хватит? Ведь лето еще не кончается.
Ударяясь о борта лодок, шуршали мелкие льдинки. Веселый недовольно косился на них. Сквозь прозрачную, как воздух, воду на двухметровой глубине светилось голубизной ледяное дно. И совсем забывалось, что под этим ледяным дном — четыре километра океанской воды.
До чего же хороша вода, когда она горячая! Задубелая на полярных ветрах кожа сразу становится мягкой, гладкой. Конечно, полотняная кухня не баня. Хотя в ней нагнали температуру аж до десяти градусов тепла, но от ледяного пола, от двери, от стен тянет холодом, и все невольно жмутся к примусам, к ревущей огнем паяльной лампе.
Завтра двадцать первое июля — ровно два месяца со дня высадки на полюсе. Эту дату хочется отметить. На завтра решено отменить все работы, за исключением, конечно, передачи метеосводок. Это будет выходной, первый их выходной день!
К нему-то сейчас и готовились. Сбрили бороды, постригли друг друга и старательно намывали, терли не мытые с самого Рудольфа головы. Сбросили старое меховое белье, протерли тело спиртом и надели новое — еще каляное, остро пахнущее ш;:урой.
Отмытые и помолодевшие, с трудом узнавали друг друга. Оказывается, они даже загорели! Лица стали коричневыми. Вот тебе и арктическое солнышко!
Вокруг льдины по разводью. (П. П. Ширшов, И. Д. Папанин.)
Утром долго лежали в спальных мешках, просто так, разрешив себе отдых. Руки, спины еще гудели, ныли от холодной воды, от перетаскивания грузов, от работы с лебедкой, и так приятно было дать им покой!
Никто никуда не спешил. Это было удивительно и непривычно.
Ивану Дмитриевичу попался было на глаза сломанный ветром анемометр>20. Он покрутил его и уже достал отвертку, но вспомнил, что сегодня выходной, и отложил. Не надо показывать другим пример, пусть отдыхают.
Обед устроили праздничный, с кофейным ликером, изготовленным Эрнстом специально к этому дню.
После обеда, к радости всех, Женя распечатал заветную пачку с книгами. До сих пор они только поглядывали на нее — за все два месяца не было у них ни одной свободной минуты, чтобы хоть немного почитать.
— Ну, налетай, кому что? — сказал Женя. — Я беру «Петра Первого».
Книги расхватали, и, снова забравшись в уютные спальные мешки, все притихли, только слышно было, как перелистываются страницы. Джек Лондон. Гончаров. «Испытание» Вилли Бределя. Другие люди… Другая жизнь…
Вылезали из палатки в промозглую сырость лишь к метеосрокам да к обеду и ужину. И опять в тепло мешков. Друг другу ничего не говорили, но потихоньку каждый думал о своем, о доме. Плыли перед глазами родные, любимые лица — улыбающиеся, радостные, огорченные…
«Дорогой мой непромокаемый товарищ…» — обращалась к Эрнсту в последней телеграмме его Наташа.
Ответить бы! Но, к большому сожалению, ветряк, так же как и они, отдыхает. Правда, долго безветрие здесь длиться не может. Заработает и ветряк когда-нибудь. И Женя уже озабоченно строчит Ане инструкцию по воспитанию сына, своего тезки, ровесника их дрейфа:
«Сыну внуши основы нравственности. За девчонками бегать не допускай. Против курения не борись. Учи грамоте».
Вечером — уж отдыхать так отдыхать — достали патефон! И только тут увидели сделанную рукой Мазурука на крышке надпись: «…Тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет!..»
С пластинки зазвучал знакомый, чуть с хрипотцой, берущий за сердце голос:
Капитан, капитан, улыбнитесь, Ведь улыбка — это флаг корабля!..
Здесь, на заброшенной среди океана льдине, полной невзгод и опасностей, лилась музыка. Люди сгрудились вокруг патефона, а Петр Петрович, хотя и знал, что его голос здесь не пользуется успехом, все же не удержался, стал подпевать.
Ильюша Мазурук, друг хороший, ты, наверно, по себе знал, как бывает нужна здесь песня!
Чудесный этот день. Можно сидеть на оленьих шкурах, слушать музыку и ничего, ничего не делать. Даже не думать. Нет, не думать — не получается. Эти два месяца, заваленные работой, они не могли окинуть взглядом, как-то охватить все проделанное. И только сейчас, впервые отдыхая, можно было оглянуться на пройденный путь. И помечтать.
Арктика уже немало рассказала им. О жизни, населяющей эту далекую и, как раньше думали, мертвую ледяную пустыню. О глубинах океана. О теплом течении, согревающем эти глубины. О неустанном движении могучих льдов. О ветрах и штилях, пребывающих в северных широтах. О не всегда спокойном магнитном поле Земли.
Им предстоит долгий путь. Они будут много раз проверять полученные результаты и, быть может, сделают еще не одно открытие.
