На крыше храма яблоня цветет - [30]

– Может быть, кладбище, – робко предположила я.

– Зачем кладбище показывать-то? – ответил хозяин.

– Ну как же, – стала я пояснять, – все кладбища народа ханты довольно оригинальны, в городах таких нет, в Москве тем более. Провожу их на кладбище, расскажу пару преданий, и они, удовлетворенные, уедут, а впечатлений хватит надолго, уверяю вас.

– Правильно, – согласился хозяин, – ты их проводи, поговори с ними, но не задерживайся. Мы сегодня всем стойбищем будем приносить жертвы в овраге лесного духа. Тебе это будет интересно. Да и полезно, наверное.

– Постойте-постойте, – залепетала в замешательстве я, – но ведь хумпалэнэ, или комполь, в одном из переводов обозначает именно лесного духа, то есть…

– Ты правильно подумала, – услышала я ответ, подоспевшей к разговору хозяйки.

* * *

Провожать ученых пусть и не в глубокую тайгу – сущее наказание, они каждую минуту останавливаются пить, прыскают друг друга антикомариным дезодорантом, видеокамерой снимают все подряд, травят анекдоты, спорят, а самое неприятное – двигаются очень медленно и бесконечно ноют, вспоминают город, супермаркеты и театры.

– А помните, как мы искали снежного человека в уссурийской тайге? – обратилась молодая женщина к профессору. Коля с Лешей вышли из палатки и прямо чуть не угодили в лапы медведя. Ладно хоть их было двое, медведь испугался и убежал, а если бы один кто-нибудь… Интересно, а тут водится крупное зверье?

Последние слова не успели растаять в воздухе, как мы услышали впереди протяжный волчий вой. Среди ученых поднялась паника, они предположили, что на них может напасть стая, а на всех только одно ружье.

– Не стоит бояться, – начала разговор я, – теперь июнь, и волки ходят поодиночке.

– Ну, раз так, – сказал Алексей Юлианович, – стало быть, таков закон природы и нам бояться нечего, правда?

– Интересно, а местные волки этот закон знают? – спросил ехидно Алексей.

Тем не менее мы решили идти вперед. На этот раз молча, что меня очень порадовало. И правильно сделали, потому что вскоре мы оказались на кладбище.

Я оказалась права, кладбище ученых и впрямь поразило. Тут есть чему удивляться. Ведь могилы народа ханты – это лодки с перевернутым кверху дном, а внизу с правой стороны у каждой такой могилы-лодки небольшое отверстие. Туда родственники кладут обычно то, что забыли положить покойнику в гроб. Как правило, это чашки, ложки, бритвы, расчески. Иногда приносят сюда и еду.

– Арина, пожалуйста, расскажите нам, что этот ритуал обозначает? – попросил меня профессор.

Я улыбнулась. На меня были уставлены пять цифровых диктофонов. Надо же! Журналист дает интервью. И я, помня наставления хозяев чума, начала терпеливо рассказывать:

– У народа ханты вся жизнь – это река. Огромная река времени. А человек в ней, понятное дело, плывет на лодке. Лодка у живого человека всегда должна быть на привязи, а если лодка вытащена наружу, то значит или река замерзла, или лодка нуждается в починке. При этом при лодке непременно должно быть весло. Иначе случится несчастье… А здесь, как вы видите, все лодки вверх дном и без весел, значит, люди ушли на дно реки жизни…

– А какие-то особенности у этих похорон есть? – спросили меня (не помню кто).

– Особенности как у всех народов, – ответила я, – провожают-плачут, непременно молятся. Соблюдают траур, устраивают поминки.

– А жертвы по этому поводу приносят? – поинтересовался профессор.

– В похоронном обряде этого нет. Ведь смерть для человека из рода ханты – это счастье, это присоединение к предкам. Это переход от одной жизни к другой, правда, переход довольно болезненный. Считается, когда душа выходит из тела, видит множество разных дверей и знает, что в одни из них ей нужно пройти, но пройти только один раз. Потому она боится сделать ошибку, тревожится, бродит. Именно поэтому возле покойника принято дежурить по очереди родным. Если увидят какие-то изменения – должны немедленно шамана позвать. Он-то и поможет душе найти нужные двери в следующей жизни…

Тут Алексей, прикуривая от Алексея Юлиановича, вспомнил про снежного человека – цель их визита в тайгу.

– А этот их… хумпалэнэ как-нибудь со всем этим связан?

– Нет, – ответила я (признаться, мне этот разговор стал уже порядком надоедать), – хумпалэнэ, согласно преданиям, из другого мира. Они охраняют людей, заботятся о них, если те, конечно, заслуживают, а если видят, что от какого-то человека мало пользы, могут сделать так, что он останется в лесу навсегда. Но не более. Вся их жизнь происходит параллельно нашей, со своей системой ценностей.

На этом допрос был окончен.

Ученые еще какое-то время побродили по кладбищу, поснимали, а после достали рюкзаки и устроили неподалеку привал. Надо было подкрепиться. За едой я рассказала спутникам о соседней с нашим стойбищем достопримечательности – выпускнике Московского государственного университета Ромке и старом идолослужителе.

Москвичи, к сожалению, любят такие истории и охотно их тиражируют. Но это даже хорошо, не надо показывать им настоящее, а значит, можно его сберечь.

История Ромки в моем пересказе москвичам

Приехав из МГУ после сдачи очередной сессии в свой родной Ханты-Мансийский округ, Ромка первым делом принялся строгать идола из молодого кедра. А потом вместе с отцом и старшим братом сели в джип десятилетней давности и поехали в долину идолов.