На Крыльях Надежды: Проза - [10]

Эти слова донеслись до слуха Антона Павловича как раз в тот момент, когда открытый  его «напарником» портал с легким мелодичным звоном перенес его в совершенно новое пространство, напоминающее ставший привычным за земную жизнь зал судебного заседания.

– Я… что… где… зачем? Что за подстава?! – недоуменно оглядываясь вокруг себя, пробормотал новотелепортированный подсудимый, еще не до конца придя в себя от столь поспешной смены пространства и собственной роли.

– Я тебе потом все объясню, у нас еще будет время, – подмигнул ему Белокрылый, направляясь за предназначенную для него судебную стойку белого цвета. Противоположную стойку черного цвета в другом конце зала заняло жуткого вида хвостатое существо с рогами и копытами.

– Обвинитель, что вы можете сказать относительно последней данной подсудимому жизни в галактике Млечного Пути на планете, известной в прошлом как Гайя, а ныне именуемой просто Землей?

– В-о-о-о-р-р-р, – злорадно прошипело существо, изрыгая изо рта языки темного пламени. – Ж-е-н-о-и-з-м-е-е-е-е-н-н-н-н-и-и-и-к. У-б-б-б-и-и-и-й-й-ц-ц-а-а-а. В-з-з-з-г-л-я-я-я-н-и-и-и-т-е-е-е…

Внезапно в центре зала материализовались образы, очень напоминающие кадры из фильма его, Антона Павловича, жизни – только на этот раз объемные. Кадр сменялся кадром, демонстрируя, как Антон Павлович берет и дает взятки, встречается с любовницами, предается спиртным напиткам – и прочая, и прочая. Это действительно были моменты его жизни – моменты, которые он всячески старался забыть, запрятать на самые глубины своей кричащей болью совести души, но которые, как сейчас только что выяснилось, были тщательно запомнены и сохранены каким-то непонятным механизмом. Заканчивалась вся эта демонстрация последним кадром с младенчески-удивленным лицом водителя бензовоза и открытым в крике замершим и как будто совершенно живым лицом Джессики.

– Вполне убедительная демонстрация, Искуситель. Налицо нарушения трех заповедей и совершение трех типов смертных – подчеркиваю, смертных! – грехов. Желает ли высказаться сторона защиты?

– Да, господин судья, желает, – с этими словами Ангел-Хранитель взмахнул крыльями, и по центру судебного зала поплыли новые картины. Картины эти демонстрировали, как маленький Антон Павлович нежно обнимает свою маму перед сном, как он делится игрушками с ребятами из своего двора, как приходит на помощь школьному другу, когда того пытаются забить до полусмерти подростки из дворовой шпаны, как они гуляют по парку вместе со своей возлюбленной и будущей женой, как они действительно любят друг друга, хотя бы первое время…

– Благодарим вас за демонстрацию, Хранитель. Предоставленные вами эпизоды свидетельствуют о том, что, несмотря на цепочку серьезных нарушений Небесного Закона, обвиняемому все же было не чуждо человеческое сострадание, чувство любви и справедливости, что делает его душу потенциально способной к Искуплению. Желает ли сторона обвинения добавить что-то еще?

– Ж-ж-ж-ж-е-е-е-л-а-а-а-е-е-е-т. У-у-у-у-б-б-и-и-и-т-т-т-ы-ы-ы-е, – вновь прошипело существо, со звоном щелкнув по полу зала своим раздваивающимся на конце хвостом.

С этими словами в зале материализовались каждый из своего портала водитель бензовоза Василий Иванович и Джессика.

– Ты! – со злостью выкрикнула Джессика в сторону Антона Павловича, едва успев выпрыгнуть из своего портала. – Мой убийца! Да если бы я знала, что ты меня угробишь в тот день, да я бы даже за милю к тебе не подошла! И шуб мне никаких от тебя не надо! Подлец! Тварь! Убийца!

– Братан, ты чего… а? Ты зачем на красный так… гнал-то? Ты что, не видел, куда прешь? – вопрошающе-недоуменно обратился к Антону Павловичу Василий Иванович. – У меня же там дети остались малые, жена… кто ж их теперь прокормит то без меня, а? Дурак ты, братан, как есть дурак!

– Есть ли свидетели со стороны защиты?

– Да, матерь подсудимого.

И вновь с мелодичным звуком открылся портал, из которого вышла мама Антона Павловича.

– Я воспитывала его… как могла, – со всхлипом и болью в голосе сказала она. – В христовых ценностях. У меня же муж пьющий, хоть и банкир. Он его и приучил… к красивой жизни… к спиртному… моего бедного сынишку. А я… как могла… в детстве… пока он чистый был… не запятнать душу…

– Есть ли что сказать подсудимому? Напоминаем, что, согласно правилам, любое его слово – доброе или злое – может быть использовано как самооправдание, так и самообвинение, в соответствие с единым Небесным Законом, установленным Верховным.

– Я… э… я не знал… не ведал, что творил… обещаю впредь так не поступать. Жить по чести и совести… и так далее. Как-то так…

– Все они так говорят, – хмыкнул кто-то из зала присяжных. – Не знал, не ведал, дайте мне, пожалуйста, еще одну жизнь…

– Просьба соблюдать в зале слушаний тишину!

– Простите, господин судья.

– …Если сторонам обвинения и защиты больше нечего добавить, предлагается завершить первую фазу предварительных слушаний. Заседание суда объявляется закрытым.

* * *

– Ну… все могло быть и хуже, – подытожил Ангел-Хранитель, смахивая пот с крыльев. – Шанс у тебя еще есть – хоть и не особо светлый, но есть.

– И это ты называешь аттракционами? Что за подстава вообще?! Немедленно верни меня назад, разбуди из этого дурацкого сна! У меня еще жизнь есть, Джессика, жена в разводе… мне еще столько исправить надо на этой, как ее, Гайе! – Антон Павлович набросился с кулаками на своего новопривлеченного защитника.