На крутом переломе - [94]

Шрифт
Интервал

К столам подходили люди, торопливо расписывались и уходили, вслух рассуждая: «Неужели поможет?», «А те, кто собирает подписи, — смельчаки! Лет несколько назад за это вмиг бы упрятали в каталажку».

К вечеру, когда с главной улицы города схлынул основной поток людей, — административные органы, как и прежде, попросили организаторов сбора подписей разойтись и унести столы. Вадим воспротивился — его забрали. Когда сажали в машину, он выкрикнул:

— Вы попираете демократию! Разве ее для этого нам вернули? Вы не перестроились и обеими ногами еще в застойном, сталинском периоде. Но вас я не боюсь! Я боюсь атомной станции. Она всех, в том числе и вас заставит жить в постоянном страхе! Вот надо о чем думать. Днем и ночью. Всем! А не о том, чтоб убрать столы.

Потом, вслед за машиной, друзья Вадима прошли к отделению милиции и стали скандировать: «Свободу нашим товарищам!», «Да здравствует демократия!», «Нет застойному периоду!»

Люди, а их собралось немало — взирали на это с удивлением и опаской. Но когда некоторые из работников милиции попытались добраться до крикунов, народ грудью встал на их защиту.

Вадим вернулся домой к ночи. А утром Никанорову позвонил Каранатов.

— Тимофей Александрович, ваш сын проявляет излишнюю активность. Вы что, не контролируете его действия?

— Он взрослый. Думаю, понимает, что делает, — также не здороваясь, — ответил Никаноров.

— Он сборища организует! Вносит смуту в среду студентов, да и на горожан оказывает нежелательное влияние.

— По-моему, сейчас это по-другому называется. Мы забыли о демократии. Понятие о ней энциклопедическое. Я говорил с Вадимом. Он не скрывает своих действий. И разве не прав он, что борется против пуска атомной станции? Ведь это же такое головотяпство — разрешить строительство ее на окраине города? Да при том одного из крупнейших в стране. Говорят, Александров настоял. А если, в самом деле предположим, что случится авария?! Ведь от этого мы не застрахованы?!

— Нечего заранее беду накликивать. У нас вся нагорная часть будет от нее отапливаться. Говорят, необходимые защитные меры принимаются.

— Они и в Чернобыле, говорят, — Никаноров выделил голосом слово «говорят», — тоже принимались. Теперь весь мир знает, что из этого вышло. А наш город — это тридцать Чернобылей. Представьте, в случае аварии, какие нас ждут последствия? Каждому здравомыслящему человеку ясно. Какие у вас вопросы к моему сыну?

— Борцом за справедливость ему рано рисоваться. Слишком зелен. Здоровый, не значит взрослый. И отца компрометировать не следует. Демократия демократией, а топить в скором времени будет нечем. Так что неизвестно, куда кривая выведет.

— На исправление.

— Не нравится мне ваша позиция, — перебил Каранатов. — Кстати, вы закончили подготовку материала на бюро? Вот и хорошо. Заодно на бюро и поговорим обо всем. Мы включим в повестку это. До свидания.

— До свидания.

После разговора с Каранатовым Никаноров почувствовал, что в душе остался неприятный осадок. Кудрина не перевел из мастеров. Теперь могут всыпать. Да еще как! За Вадима будут на бюро спрашивать? Еще чего не хватало! А чего возмущаться? Так выговор и вкатят. За родного сына. С Вадимом теперь много не поспоришь. С какой обидой говорит он о прошлом.

Как-то вернувшись с работы, Никаноров увидел сына на кухне. Он сидел за столом, пил чай и читал газету, подчеркивая карандашом отдельные места.

— Интересная статья?

— У нас, папа, правда была, оказывается, лишь в названии газеты. А не сменить ли заодно и вывеску главной газеты страны?

— О чем статья?

— Опять о тех, кому мы верили, кого боготворили. Вот послушай. «…10 июля того года (1934 года) ОГПУ было реорганизовано в НКВД и при нем создан внесудебный орган — особое совещание. В его состав введен прокурор СССР. Тут тебе и «меч закона», и «надзор» за ним. В день убийства Кирова, 1 декабря 1934 года, Президиум ЦИК СССР принимает постановление «О порядке ведения дел по подготовке или совершению террористических актов». В тот же день! Верх оперативности? За такой срок разработать юридический документ? Или особый дар предвидения событий? Но факт тот, что документ появился, и он устанавливал невиданный дотоле «порядок». До 10 суток срок следствия, вручение обвинительного заключения за сутки до суда, исключение из процесса «сторон» — прокурора и адвоката, отмена кассационного обжалования и даже просьбы о помиловании — немедленный расстрел. (В 1937 году такой же порядок введут по делам о вредительстве и диверсиях. Но и этих упрощений оказалось мало. По предложению Кагановича введено внесудебное рассмотрение дел с применением высшей меры, а Молотов, учитывая большое количество дел, предложил вообще «судить» и расстреливать по спискам). — Вадим бросил газету на пол. — Уму непостижимо! Неужели это в нашей, социалистической стране?! А мы, выходит, ничего не знали? Никакой гласности, никакой демократии. Все у нас хорошо! Все в ажуре. А общество-то, оказывается, переживало застойный период. Но так все шито-крыто было, что люди и не знали, что живут не в передовом социалистическом обществе, а в деспотическом. За железным занавесом. Сталин — деспот, маньяк, а все его окружение — Жданов, Ворошилов, Каганович, Молотов и К° — подпевалы. Как дошли до такого? И даже всесоюзный староста Калинин. У человека жена в тюрьме, а он подписывает приговоры. В общем, руки всей когорты сталинских сподвижников — в крови.


Еще от автора Валентин Алексеевич Крючков
Когда в пути не один

В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.


Рекомендуем почитать
Не спи под инжировым деревом

Нить, соединяющая прошлое и будущее, жизнь и смерть, настоящее и вымышленное истончилась. Неожиданно стали выдавать свое присутствие призраки, до этого прятавшиеся по углам, обретали лица сущности, позволил увидеть себя крысиный король. Доступно ли подобное живым? Наш герой задумался об этом слишком поздно. Тьма призвала его к себе, и он не смел отказать ей. Мрачная и затягивающая история Ширин Шафиевой, лауреата «Русской премии», автора романа «Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу».Говорят, что того, кто уснет под инжиром, утащат черти.


Река Лажа

Повесть «Река Лажа» вошла в длинный список премии «Дебют» в номинации «Крупная проза» (2015).


Мальчики

Написанная под впечатлением от событий на юго-востоке Украины, повесть «Мальчики» — это попытка представить «народную республику», где к власти пришла гуманитарная молодежь: блоггеры, экологические активисты и рекламщики создают свой «новый мир» и своего «нового человека», оглядываясь как на опыт Великой французской революции, так и на русскую религиозную философию. Повесть вошла в Длинный список премии «Национальный бестселлер» 2019 года.


Малахитовая исповедь

Тревожные тексты автора, собранные воедино, которые есть, но которые постоянно уходили на седьмой план.


Твокер. Иронические рассказы из жизни офицера. Книга 2

Автор, офицер запаса, в иронической форме, рассказывает, как главный герой, возможно, известный читателям по рассказам «Твокер», после всевозможных перипетий, вызванных распадом Союза, становится офицером внутренних войск РФ и, в должности командира батальона в 1995-96-х годах, попадает в командировку на Северный Кавказ. Действие романа происходит в 90-х годах прошлого века. Роман рассчитан на военную аудиторию. Эта книга для тех, кто служил в армии, служит в ней или только собирается.


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».