На крутом переломе - [93]
Широкин сошел с трибуны под бурные аплодисменты.
«Вот тебе и актер, — подумал Никаноров о Широкине. Пуговица пуговицей, но его ближе воспринимают. В нем люди своего видят. А тут, как ни старайся, ты все равно директор. Директор, и не народный.
После встречи Никаноров выходить из Дворца культуры не торопился. Ему не хотелось попасть еще кому-либо на глаза. Поэтому он поднялся на второй этаж, сел в огромное кресло, что стояло возле окна, и думал о происходящем. Широкин молод. Неординарен. И, главное, поставил на карту все, чтобы стать народным депутатом. Достоин быть им. А зачем мне? Мое депутатство будет отражаться на работе завода. Выезды на сессии и съезды в Москву времени займут немало. И еще неизвестно, что будет с заводом? Сейчас машина отлажена и работает, по словам министра, как часы. Потому что большую часть суток сам нахожусь у пульта. Вот завод послушно и управляется. Сколько труда это стоило! А времени тоже ушло немало. Пожалуй, поторопился я с депутатством. Не надо было соглашаться. А вдруг Широкин узнает про Ольгу? Он, можно не сомневаться, шанса использовать это в своих интересах не упустит! Вот так, как сегодня, выйдешь на трибуну ухоженный, наглаженный, а тебе так наподдают, что больше никогда не захочешь быть претендентом. Тут и Каранатов поднимет голову, скажет свое слово. И оно, не исключено, будет решающим: ведь он стал первым секретарем райкома партии. Жаль, ушел на пенсию Учаев.
Шагов и голосов почти не слышно. Надо подниматься. А то доверенные устанут ожидать. Они-то на улице. Сейчас с ними все и обсудим.
Как только Никаноров вышел из здания, к нему подошли Зарубин, Яктагузов, Исаков и Осипов — его доверенные. И они все вместе направились к заводу, чтобы после оперативки еще раз обсудить план своих действий. Поговорить и поразмышлять было о чем.
«Вообще, еще не поздно, если я сниму свою кандидатуру. Об этом говорить никому пока не буду. Надо все подготовить. Узнать, что к чему. А сейчас, думал Никаноров после оперативки, быстрей бы домой. Так я, пожалуй, и сделаю. Сказав своим доверенным, что встретится с ними завтра, Никаноров было направился к двери, но в это время зазвонил телефон. Это тройка. Интересно, кто же в такое позднее время?
— Слушаю.
— Добрый вечер, Тимофей Александрович.
Представляться не требовалось — по голосу Никаноров сразу узнал: Каранатов.
— Вы что-то поздно звоните, Михаил Михайлович!
— А вы думаете, только у вас работа? Только вы сидите допоздна?
— Нет, почему же, — поняв, что не в ту сторону попал, стал исправляться Никаноров. — В райкоме, думаю, дел немало. Целый район все-таки. Я слушаю.
— У меня сегодня был Кудрин. Все рассказал. Дело у него идет, считаю, нормально. Поэтому, мне кажется, пора поднять его на ступеньку повыше.
— Как на ступеньку?
— Заместителем начальника цеха.
— Это невозможно.
— Почему?
— Для него еще рановато.
— Для справедливости самое время.
— Я так не думаю.
— Вы это серьезно?
— Да, Михаил Михайлович, шутить мне с вами по рангу не положено.
— Значит, не хотите восстановить справедливость?
— Пока рановато.
— Ну, смотрите, Тимофей Александрович, как бы не оказалось поздно. Нынче время у нас горячее.
Каранатов первым положил трубку. Быстро убрав документы в стол, поехал домой. Дорогой он сказал своему шоферу, что наступила пора поставить Широкина в известность о том, как Никаноров посещает его одинокую, красивую соседку… «Широкин, — думал Каранатов, — сумеет извлечь из этого необходимое. У него хорошо с пуговицей получается. А тут — такой факт. Получится тем более. А потом приглашу Никанорова на беседу. Еще раз предложу про Кудрина. Откажется или не откажется — бюро поставит все точки».
Глава XXII
Никаноров сидел и думал, как пройдет отправка агробригады — трактористов, комбайнеров и шоферов, — подготовленной для подшефного района. Вроде, совсем недавно сидели и говорили с Иваном Перьевым, зампредом завкома. Отбирали людей из цехов и отделов. Искали преподавателей. Потом сельскохозяйственную технику приобрели. И на этой технике, в естественных условиях — в своем подсобном хозяйстве — учили. Теперь все позади. Готова вторая бригада. Скоро уже должен начаться митинг. Перьев, наверное, волнуется: до начала осталось каких-то десять минут. За это время, возможно, подъедет председатель облисполкома — обещал.
Позвонил Вадим, сказал, что сегодня придет домой поздно. Надо, пожалуй, поговорить с ним о перестройке, о гласности. Вон сколько всего пишут в газетах. Да такого — волосы дыбом! Вадим, чтобы быть в курсе самого-самого, завёл специальную папку, куда аккуратно складывает наиболее обличительные и пользующиеся популярностью статьи. Он здорово изменился. Особенно после смерти брата. Трудный возраст — мужает. И время на этот период пришлось не простое. Каждый день узнаем что-то новое. Теперь все события, которые происходят в жизни города, так или иначе касаются его, воспринимает очень серьезно. Взять хотя бы вчерашний день. На центральной улице города собирал подписи граждан против строительства и пуска атомной станции. Рядом с театральным кафе собрались студенты, энтузиасты всех возрастов. Расставили столы. За каждым несколько человек. Среди них и Вадим. Над столами — наспех написанные плакаты: «Наш город — это тридцать Чернобылей!»,
В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.
Нить, соединяющая прошлое и будущее, жизнь и смерть, настоящее и вымышленное истончилась. Неожиданно стали выдавать свое присутствие призраки, до этого прятавшиеся по углам, обретали лица сущности, позволил увидеть себя крысиный король. Доступно ли подобное живым? Наш герой задумался об этом слишком поздно. Тьма призвала его к себе, и он не смел отказать ей. Мрачная и затягивающая история Ширин Шафиевой, лауреата «Русской премии», автора романа «Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу».Говорят, что того, кто уснет под инжиром, утащат черти.
Повесть «Река Лажа» вошла в длинный список премии «Дебют» в номинации «Крупная проза» (2015).
Написанная под впечатлением от событий на юго-востоке Украины, повесть «Мальчики» — это попытка представить «народную республику», где к власти пришла гуманитарная молодежь: блоггеры, экологические активисты и рекламщики создают свой «новый мир» и своего «нового человека», оглядываясь как на опыт Великой французской революции, так и на русскую религиозную философию. Повесть вошла в Длинный список премии «Национальный бестселлер» 2019 года.
Тревожные тексты автора, собранные воедино, которые есть, но которые постоянно уходили на седьмой план.
Автор, офицер запаса, в иронической форме, рассказывает, как главный герой, возможно, известный читателям по рассказам «Твокер», после всевозможных перипетий, вызванных распадом Союза, становится офицером внутренних войск РФ и, в должности командира батальона в 1995-96-х годах, попадает в командировку на Северный Кавказ. Действие романа происходит в 90-х годах прошлого века. Роман рассчитан на военную аудиторию. Эта книга для тех, кто служил в армии, служит в ней или только собирается.
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».