На крутом переломе - [62]

Борис не афишировал свое решение и на проводы пригласил, как он сказал, лишь самых, самых. Кто же это самые-самые? Наверное, Люба, тренер. Ребята из института и команды.

Никаноров прошел в зал, поздоровался с тренером, с ребятами, потом с Олегом Фанфароновым. Борис и Вадим, обнявшись, внимательно Слушали Ильича. Больше в комнате никого не было. Сейчас соберу на стол, маленько посидим, поговорим, если получится. А там и в путь-дороженьку, сынок. Но почему же так вдруг решил уехать Борис? Что же такое случилось, что он так круто изломал свою судьбу, свою спортивную карьеру? Поднял такой переполох. Конечно, неспроста. Наверное, здесь замешана Люба. Люба Кудрина. Не иначе. А может, и не Люба? Не должно бы. Ведь она такая красивая! Пусть на сцене и сыграет, может, не лучшим образом, но одно удовольствие посмотреть на такую. Но почему ее нет на проводах? Ведь раньше, не раз и сам видел, бывала и она. А сегодня — ни самой, ни звонка. Нет, тут определенно дело лишь в ней. Как я понял Бориса, у них с Любой все самым серьезным образом. Он готов жениться. О том, что Борис встречается с Любой, первым узнал Кудрин. А потом он сказал мне. Что у нас тогда было? Ага, вспомнил! Совещание по новой технике. Когда оно закончилось, Кудрин подошел и попросил принять его на несколько минут. Немного помолчал, потом добавил: по неотложному делу. Предложил ему присесть.

— Слушаю вас, Роман Андреевич.

Кудрин, отказавшись от предложения присесть, взялся за спинку стула и начал:

— Вы знаете, что ваш сын, Борис, и моя дочь встречаются?

— Догадываюсь. Да к тому же в газете про них было. После драки у остановки они стали встречаться. Ее зовут Люба, учится в театральном. Читал. Ну, и что дальше?

Никаноров вспомнил, как он пришел домой, а Вадим тут же к нему с газетой. «Смотри, папа, что про нашего Бориса написали». Читать при всех посчитал ненужным, а в кабинете прочитал внимательно. Прерывая свои размышления, спросил:

— Что в этом плохого? Или Борис чем-то оскорбил, обидел ее?

— Не про это я. Они встречаются не как все. — Кудрин немного помедлил и уточнил: — Встречаются уже по-взрослому, по-настоящему. У нас в мансарде. Ездили туда по средам. Один раз я у вас тогда отпрашивался. Помните? Вы еще не отпускали. Сказали, в цеху проблем море. Пришлось в обед. На машине. Я их там, в мансарде, и застал. — Он понизил голос, задумался.

Выслушав, как все было, Никаноров бросил ручку, которой почему-то записывал имена детей: Борис плюс Люба. Борис плюс Люба, быстро поднялся из-за стола и подошел к Кудрину вплотную.

— Ну, и что в этом крамольного? Пусть встречаются! Они взрослые!

— Вы что, Тимофей Александрович, не понимаете? После таких встреч у них дети могут появиться. Дедушками станем. Хорошо, если законными. А когда незаконными — как-то не того.

— Что вы говорите?! — Никаноров вспомнил, что в последнее время, когда они виделись в редкие минуты дома с Борисом, он и в самом деле уловил какую-то одухотворенность во всем его облике. Парень словно парил где-то в небесах. Наверное, подумал тогда, от успехов в боксе. А тут вон, оказывается, что. А я не сообразил, что не в боксе вся жизнь. И вслух торопливо спросил: — Как же быть, Роман Андреевич?

— Не знаю.

— Вы кому-то говорили про это?

— Никому. Даже жена не знает.

— Что делать? Это очень серьезно.

— Дальше некуда. Мне кажется, надо, чтоб все, как у людей. Честь по чести. По закону.

— Тем не менее, особой горячки, думаю, проявлять не следует. Пусть все укрепится, утрясется, а я поговорю с Борисом.

— Может быть поздно.

— Неужели так далеко зашло? — Никаноров даже испугался: вдруг через несколько месяцев он действительно станет дедом?

— Да, Тимофей Александрович, зашло. Но вам-то опасности большой нет. А вот в семье Кудриных пополнение может быть.

— Что вы говорите?

— Что слышите. — Кудрин опять вспомнил длинноволосого асрежа. Видно, придется девке еще аборт делать. А чем это закончится? Вдруг рожать не будет? И с ужасом подумал: только бы ничего не просочилось. Только бы никто не накапал про асрежа Никаноровым.

— И тем не менее, Роман Андреевич, ничего путного предложить не могу. Я должен поговорить с сыном. А уж потом могу дать конкретный ответ. Пока я не готов. Не готов, понимаете? — И, пеняя на самого себя, подумал: ничего не знаю о родном сыне. А ведь это такое большое событие — любовь. Потом, наверное, свадьба, дети! Внучата появятся. Ну и пусть. Вырастим». — И вслух сказал: — Договорились, Роман Андреевич?

— Договорились, — согласился Кудрин и вышел из кабинета, мысленно ругая Никанорова за то, что он не осудил действия сына. «Ишь какой, не готов». «Горячку пороть не следует». «Ничего путного предложить не могу». Была бы у тебя дочь — тогда, наверное, по-другому бы вел себя. Сухарь.

С сыном Никаноров завел разговор, когда Борис пришел с тренировки.

— Боря, Люба Кудрина тебе нравится?

— Да, папа, очень! — не раздумывая отвечал сын.

— У тебя с ней серьезно?

— Серьезнее не бывает.

— Тогда в чем дело?

— В ней.

— Она не отвечает взаимностью?

— Этого не скажу. Мы живем с ней. — Борис покраснел. Но тут же взял себя в руки и продолжил: — Она меня любит, но говорит, что брак ей противопоказан. Дети фактуру испортят.