На Краю Земли. Дилогия - [9]

— Гав!

— Сам знаю, что надо садиться. Чай, не тупее тупых. Раскомандовался тут. Точка…

Мотодельтаплан (вернее, гидромотодельтаплан), успешно приводнился: осторожно коснулся воды, пробежал-проплюхал, постепенно гася скорость, метров двести пятьдесят и, ловко пролавировав между островерхими прибрежными скалами, мягко ткнулся заострёнными плоскостями катамарана в низенький песчаный откос.

— Гав! — похвалил Клык.

— Сам знаю, что получилось лихо. Типа — по-крутому и мастерски. Да подожди ты, родное лохматое сердце. Не суетись. Сейчас всё будет…

Тим выбрался на берег, без труда развернул лёгкий «Bidulm» боком к косе, продел через овальную проушину в корпусе катамарана длинный металлический штырь и, сильно надавив на него, «заякорил» летательный аппарат. Подумав, достал из чехла второй штырь и, подойдя к очередной проушине, повторил операцию. Потом он освободил пса от широких фиксирующих ремней и извлёк из специального паза-прорези верный винчестер.

— Гав! — одобрил Клык, мол: — «Молодец, что ограничился только двумя штырями-якорями. Правильно, что рюкзак и полиэтиленовый пакет оставил в сетке. Вдруг, придётся ноги-лапы уносить в темпе вальса? Тут дело такое. Бывает, что секунда-другая всё и решает…».

— Трепло ты кукурузное, — недовольно поморщился Тим. — Всё гавкаешь и гавкаешь. Так же и сглазить можно… Тьфу-тьфу-тьфу! — он трижды (смачно, не жалея слюны), сплюнул через левое плечо, после чего старательно постучал костяшками правого кулака по деревянному прикладу винчестера…

Пройдя порядка двухсот метров, они подошли к странным пятнам.

— Браконьерством явственно попахивает, — внимательно осмотревшись на местности, объявил Тим. — Вот здесь кого-то убили, натекло много крови. И здесь — аналогично. Потом, спустя какое-то время, добычу перетащили ближе к фьорду и… Растерзали и сожрали? Или же разделали — без суеты и спешки? Ну-ну… Понимаешь, дружище, почему пятна получились разных цветов?

— Гав!

— Правильно. Где круглые и ярко-розовые — там только кровь. А в овальном красно-буром присутствуют — помимо кровушки — всякие ошмётки, слизь, обрывки внутренностей и требуха… Кого же здесь, в конце-то концов, укокошили?

— Гав-в-в! — подойдя к кромке воды и отчаянно виляя хвостом-бубликом, предположил Клык.

— Интересная версия, — встав рядом с напарником, задумался Тим. — Действительно, примерно через полтора метра берег резко обрывается вниз. А вода — прозрачная-прозрачная… Похоже, что здесь достаточно глубоко. Метров пять-шесть будет, никак не меньше… Следовательно — что?

— Гав!

— Молодец, догадливый. Следовательно, в этой бухточке зимой обитают тюлени и кольчатые нерпы: питаются водорослями, рачками, мидиями и рыбой, а дышат через проруби во льду, которые сами же и поддерживают в рабочем состоянии. А где нерпы и тюлени, там и белого медведя завсегда найдёшь… Подожди. Это что же такое получается? А? Кто-то решил поохотиться на белых мишек?

— Гав!

— Вот же, шакалы пархатые! Гниды, суки, твари и ублюдки… Но в этом случае браконьеры должны были старательно прибраться за собой. То бишь, тщательно-тщательно замести следы. Ведь за несанкционированное убийство белого медведя (если, конечно, речь не идёт о самообороне), можно — по строгим и суровым норвежским законам — отгрести несколько лет тюрьмы. Не считая, понятное дело, огромного штрафа… Знаешь, что?

— Гав?

— Давай-ка, братец, слегка пошаримся по округе. Поищем, так сказать, веские улики. Глядишь, и повезёт…

Им, как и всегда в таких делах, повезло: уже через двадцать пять минут был найден брезентовый чёрный мешок, от души заваленный крупными камнями.

— Собачий нюх — великая сила, — старательно отбрасывая камни в сторону, по благородному признал Тим. — Без тебя, приятель, я бы никогда не отыскал этого искусного схрона. Старались суки драные, ничего не скажешь… Кстати, что ты думаешь по поводу мешка?

— Гав!

— Согласен. Такие — с возможностью герметичной упаковки — частенько используют на китобойных судах. В них складывают китовый язык и прочие дорогостоящие деликатесы. Впрочем, пока это ни о чём не говорит. Совпадений на этом призрачном Свете хватает. В том числе, и насквозь фатальных… Всё, достаю. Хоп! Тяжёленький, однако… Э-э, куда это ты намылился?

— Гав-в-в…

— Ах, да. Ты же у нас ужасно-породистый, — берясь ладонью за белое кольцо, расположенное на горловине мешка, усмехнулся Тим. — То бишь, голубых-голубых кровей. Практически граф собачий, не переносящий дурных и гнилостных запахов. Того и гляди — стошнит. Не дай Бог, конечно… Ладно, отойди в сторонку. Здесь я и сам разберусь. Без излишне-брезгливых деятелей… Фу, как же воняет! Мать вашу браконьерскую!

Через несколько минут, ознакомившись с содержимым чёрного мешка, он подытожил:

— Кости двух белых мишек-подростов. Естественно, с ошмётками полусгнившего мяса на них… Рассказываю о зимнем происшествии. Белые медвежата находятся при матери до полутора лет, а потом отправляются на вольные хлеба. Вот, и эти двое, набрав килограмм по сто с небольшим живого веса, отправились. Но, к сожалению, далеко не ушли. Нарвались на неизвестных злодеев-гуманоидов. То бишь, на самых натуральных шакалов в человечьем обличье. Найду — на части порву. С собственным дерьмом смешаю. Уши отрежу и заставлю сожрать. Гадом буду. Точка.