На краю радуги - [37]

— Ты выйдешь за меня замуж? — просто спросил он.

Тори ответила не сразу. В ее голове проносились противоречивые картины — Нью-Йорк и Миннесота, давка в толпе и безмятежные поля, измотанные администраторы и пятнистые коровы, ее квартира и ее деревенский дом.

— Да, — ответила она так же просто.

Мэтт радостно рассмеялся и крепко обнял ее.

— У нас будет прекрасная жизнь, я обещаю. Мы будем строить дом и семью. В Старке. Это твой настоящий дом, веришь ты в это или нет.

— Я хочу верить в это, Мэтт. — Тори посмотрела на него и нежно погладила по щеке.

— А что может этому помешать? — Вопрос был задан спокойным тоном, но она знала, как много ее ответ будет значить для Мэтта.

— Я никогда не чувствовала себя принадлежащей какому-то месту, Мэтт. У нас с мамой ничего не было — наши квартиры принадлежали домовладельцам, и даже кооператив контролируется правлением неизвестных мне людей. У нас всегда были решетки на окнах и засовы на дверях, чтобы защитить нас от нашего общества.

— Ты станешь частью Старка, Тори, — вместе со мной и с теми людьми, которые уже любят тебя.

Она прижалась к груди Мэтта.

— Я знаю, и мне кажется, что я всю свою жизнь ждала именно этого.

Они снова замолчали. Мэтт думал, что и он тоже ждал всю жизнь именно этого — встречи с женщиной, которую держал сейчас в своих объятиях.

— Ну, тогда нам придется отремонтировать дом Люсинды, — сказала Тори, садясь. — Для начала я собираюсь попросить Ричарда — и всех, кого он решит нанять, — восстановить первый этаж моего дома. Отреставрировать и заново покрасить кошачьи апартаменты.

Мэтт широко улыбнулся:

— Это, несомненно, поможет его семье. Бьюсь об заклад, он будет благодарить тебя в ежедневной проповеди.

— Очень хорошо. Я смогу использовать эту славу. Ведь после того, как я продам мою квартиру, по меркам Старка я стану богатой! Тогда я пожертвую часть своего состояния церкви, чтобы они могли платить что-то своему персоналу.

— Я люблю тебя, Тори, — с благодарностью в голосе произнес Мэтт. Он протянул руку к тумбочке, доставая подарок, который привез ей.

— Что это?

— Открой, — попросил он с радостным нетерпением ребенка, для которого самый важный аспект подарка — момент дарения.

Предмет был завернут в темную, «мужскую» бумагу, с нарисованными антикварными машинками, вероятно, лучшую, какую Мэтт смог найти второпях. Осторожно развернув бумагу, Тори задохнулась от удовольствия при виде своего снежного шара, совершенно целого.

— Мэтт! Где ты нашел еще один?

— Это тот же самый. Он не разбился, просто распался на части. Я собрал все крошечные снежинки, добавил дистиллированной воды, а потом приклеил шар на место. Я хотел показать тебе, что здесь все заканчивается по-другому. Это тебе от меня и от Милочки. Она говорит, что сожалеет.

— Я прощаю ее. Я знаю, каково это — быть одинокой.

Тори встряхнула шар и поставила его на тумбочку, чтобы они могли смотреть, как кружатся радужные снежинки. Он был совсем как новый, а может быть, даже лучше, потому, что к нему прикоснулась любовь.

— И прежде чем мы вернемся домой, — сказала Тори, — я хочу сделать еще одну вещь.

— Какую?

— Любить тебя шестью способами, — ответила Тори, толкнула его спиной на кровать и бросилась на него. После долгого поцелуя она игриво добавила: — Если ты, конечно, не против.

Мэтт с наслаждением таял под ее ласками.

— Против? Зачем мне протестовать? Я надеюсь, что вся моя жизнь будет такой.

— Тогда давай начнем.

Мэтт прижал ее к себе.

— Я люблю тебя, Тори. Так что ты там говорила насчет шести способов?

Он заглушил ее ответ поцелуем.