На Краю - [13]

— Каких обстоятельств?

— Соучастие в преступлении, предусмотренном статьей… — Он назвал номер, но я моментально его забыл.

— Похищение человека, — пояснил лейтенант почти сочувственно.

— Что? — Я распахнул рот, пытаясь осмыслить сказанное и как-то совместить его с отцом и дочерью Бовва. Не получилось.

— Вы задержаны до выяснения всех обстоятельств, — терпеливо повторил лейтенант Колесников. — И у нас есть ордер на обыск корабля. Пожалуйста, отдайте нам универсальный ключ и сдайте оружие.

Я пристально изучил лейтенанта с головы до ног, демонстративно поджал губы и полез во внутренний карман кителя за «Кольтом». Оружие выхватили из моих рук.

— Ключ.

Я протянул ему карточку, открывающую все отсеки «Птахи», включая двигательный. Я чувствовал себя так, как будто меня собираются насильно раздеть на глазах у толпы людей — вроде ничего страшного, да и жизни не угрожает, однако противно и неудобно. Лейтенант забрал карточку и сделал короткий жест. Двое рядовых выступили вперед, один ткнул меня автоматом в грудь:

— Лицом к стене. Руки на стену, ноги шире.

Меня обыскали, после чего сковали руки за спиной, нацепили дыхательную маску и вывели наружу. Вечерело. Сильный ветер гнал по взлетному полю какой-то мусор. Я оглянулся на «Птаху». Вдруг накатил ужас, что я никогда больше не увижу своего звездолета. Пришлось сжать зубы и отвернуться. Если верить старым фильмам, у капитанов звездных кораблей не бывает слез на глазах, разве что от ветра. Потом меня впихнули в полицейскую машину и захлопнули двери. Через несколько минут я покинул «Антрацит» в межпланетном катере. Крейсер болтался на орбите — корабли такого класса не были приспособлены к тому, чтобы садиться на планеты.

Внутри полицейского крейсера я был впервые. Ярко освещенные коридоры, казалось, уходили в бесконечность. Наш путь закончился в просторном кабинете. Меня освободили от наручников, и полицейский чиновник приложил мою ладонь к компьютерному идентификатору личности. Естественно, ничего не произошло.

— Черт возьми, и этот без печати! — в сердцах воскликнул чиновник.

Должно быть, ему очень не нравилось работать на Краю. Ну еще бы, никакого учета и контроля.

— Документы! — рявкнул он. Я безропотно полез в карман за пластиковой карточкой — удостоверением личности, всячески защищенным от подделок, и все же гораздо менее надежном, чем печать — личный код гражданина Союза. К сожалению, этим кодом можно было метить только младенцев до шести месяцев и с помощью очень сложной аппаратуры, так что на Краю печать не прижилась.

— Но ты же родился на Шторме! — сказал он, изучив документ. — Почему нет печати?

Я действительно родился на Шторме, в самом центре Галактики и Союза, — в год знаменитого мятежа. Мой отец играл немалую роль в тех давних событиях. Мятеж изменил жизни тысяч людей, а мне помог избежать пометки. Позже отец позаботился о том, чтобы из моих документов исчезли сведения о родителях. По всем электронным базам я стал сиротой, коих немало появилось за десять лет «независимости Шторма» (хотя, по сути, это была жизнь в кольце направленных на планету стволов, которые время от времени стреляли). Так я стал однофамильцем известного сенатора. Отец сделал все, чтобы его мрачная слава не довлела надо мной.

Примерно это я рассказал чиновнику: родителей не помню, рос в интернате, почему нет печати, не знаю, но я родился в год мятежа, так что логично предположить… Меня не дослушали. Чиновник провел пальцами по служебному экрану и махнул рукой — уведите.

В следующем кабинете меня ждал личный досмотр. Но что найдешь в карманах человека, взятого врасплох чуть ли не в постели? Все, что у меня было, забрали еще на корабле. Я прижал палец к экрану, подтверждая, что у меня изъяты личное оружие и универсальный ключ от звездолета.

Камера, куда меня привели, оказалась одиночной, и я испытал ни с чем не сравнимое облегчение от того, что мне не придется общаться с гипотетическими товарищами по несчастью. Видимо, размеры крейсера позволяли содержать всех заключенных раздельно. Камера была меньше моей каюты на «Птахе». Из мебели здесь была койка да удобства в маленьком закутке.

Я лег на кровать и попытался не думать о том, что будет на допросе. Но это оказалось не так-то просто. Внезапно я вспомнил все слухи и байки, которые ходили по Краю Галактики о том, какие методы применяются союзной полицией для того, чтобы разговорить преступников, и моя спина покрылась холодным потом. Почему я не вспомнил об этом, придумывая свой план?!! К чему были все эти бессмысленные шевеления, если я расскажу все, как есть, после одного единственного укола?!! Вот идиот, всерьез собирался поиграть в загадки с полицией Союза, этой совершенной машиной! А сам? Не сообразил. Не учел. Недооценил. Теперь не обижайся, когда все расскажешь на допросе, и жизнь свою закончишь на каторге или в союзной тюрьме. Сокамерники ногами забьют, не все время тебе сидеть в одиночке. Или прямо здесь загнешься. Хрен знает, что у них за методы.

Немалых сил мне стоило унять эту тихую, незаметную для посторонних глаз истерику. Как мог, я успокаивал себя. Совершенно не обязательно, что сразу начнутся уколы и прочие ужасов. В конце концов, они просто проверяют. Это их работа. Ну не будут же они, в самом деле, каждого подозреваемого с помощью химических препаратов допрашивать. Для такого допроса, скорее всего, нужны серьезные основания. Как минимум, обвинение по всей форме и в конкретных преступлениях.