На качелях XX века - [34]

Николаю Дмитриевичу приходит идея попробовать целительные поглотительные свойства его активированного угля, и он заставляет этого студента — впоследствии достаточно известного химика-профессора — есть этот активированный уголь, что тот с большим усердием и осуществляет. Дело обошлось благополучно, то ли от целебных свойств и большого количества съеденного угля, то ли от невинного состава задачи, — не знаю.

От первых лет преподавания качественного анализа (я вел его примерно до 1930 г.) у меня остались самые светлые воспоминания. Мне было интересно и студентам также. Многих студентов, «прошедших через мои руки» в те годы, с которыми я даже и не встречался потом, я помню до сих пор. А с некоторыми из них я остался связанным работой и дружбой и по сей день. Назову, например, Р.Х. Фрейдлину[140], ныне чл.-корр. АН СССР, Э.И. Кан[141] (фото 12), Л.Г. Макарову[142], К.П. Лавровского[143], тоже чл.-корр. АН.

Практикум по качественному анализу отнимал вряд ли больше 2–3 часов в день. Остальные 9-10 часов ежедневно были безраздельно отданы лаборатории и библиотеке. Я продолжал стучаться в двери науки. Они начали приоткрываться, вероятно, с 1926 г.

Нужно сказать, что 1925–1929 гг. во многих отношениях были для меня кульминационными.

В 1924 г. целая компания химиков, включавшая Б.А. Казанского, М.И. Ушакова, Д.Н. Курсанова, К.А. Кочешкова, Г.С. Павлова, А.В. Новоселову, А.П. Титову, мою будущую жену Н.В. Коперину[144], В.Н. Пребстинг-Гаврилову и возглавляемая Н.И. Гавриловым — самым старшим среди нас и давним любителем Кавказа, отправилась в путешествие по Военно-Осетинской дороге, а затем провела остатки месяца на Зеленом Мысу под Батумом.

Вряд ли стоит описывать здесь это незабываемое, поэтическое путешествие по тогда безлюдным и достаточно диким местам, нисколько не тронутым еще туризмом, хотя я во время этого путешествия испытывал свои обычные, но удесятеренные муки: на каждом привале горцы резали барана, чтобы удовлетворить аппетит моих спутников. По-видимому, кроме распорядителей в лице главным образом Н.И. Гаврилова, никто этих мук особенно не замечал или не обращал внимания, пока не подавали кушанья. А я мучился так, как мучился бы человек, совершавший путешествие в компании разбойников и людоедов, которые мило обедали, зарезав очередную человеческую жертву, заступиться за которую он не имел никакого права.

Летом 1925 г. мы поехали в основном той же компанией опять на Кавказ: от Кисловодска до Эльбруса, а затем горными тропами обратно в Кисловодск, на побережье и морем — на Новый Афон. Вернулся я в Москву уже с невестой, о чем знали пока лишь мы двое.

В 1925 г., как я уже говорил, мама стала заведывать школой на Ленинградском шоссе, и все семейство, кроме меня и Васи, переселилось в полученную мамой квартиру. Мне предстояло найти жилье Васе, чтобы иметь возможность устроиться самому с Ниной Владимировной в комнате мезонина у Ключаревых. Это удалось сделать, и в исключительно жаркий день 6 июня 1926 г. мы праздновали нашу свадьбу. Летом мы сначала жили у родителей Нины Владимировны на станции Конобеевская, а затем отправились в Киржач и жили у Никольских. Вскоре и Нина Владимировна отказалась есть мясо, видя, как это мне тягостно, честно размыслив над ужасным людским обыкновением и отвергнув его.

Возвращаюсь к науке и моим попыткам достучаться в ее двери.

Мои ранние симпатии к неорганической химии, к элементам и их свойствам и псевдоэлементам, не оставляли меня и в моем теперешнем чисто «органическом (более того — углеводородном) увлечении». Металлоорганические соединения обладали тем привлекательным свойством, что сочетали в себе обе области химии. То же привлекательное для меня свойство имели сложные эфиры неорганических кислот.

К этому времени я хорошо изучил Neuere Anschau-ungen auf dem Gebiet der anorganischen Chemie[145] Вернера[146]. Напомню, что эта классическая книга, открывшая в неорганической химии новые горизонты, была в то время еще в «юношеском возрасте». Я увлекался тогда воззрениями Косселя[147], по-новому осветившего формальные концепции Вернера. Я даже дважды делал публичные доклады (в большой химической аудитории МГУ) по новой для большинства теории Косселя; это были мои первые лекции. Моя мысль заключалась в том, что, быть может, возможно существование нового обширного класса соединений — сложных эфиров комплексных кислот, таких, например, как метиловый или фениловый эфир кислот HHgJ₃ или с детства мне симпатичной железистоцианистоводородной кислоты. Особенно интересной и загадочной казалась мне долженствующая существовать изомерия некоторых такого рода сложных эфиров и металлоорганических соединений, как, например, CH₃-Pb-J₃ и CH₃-J-PbJ₂.

Я взялся за эксперимент. Первое, что я стал делать — получил фенилдиазониевую соль железистоцианистоводородной кислоты и, разложив ее, надеялся получить искомый сложный фениловый эфир этой кислоты (с выделением азота). Разложение вел с каталитическим участием меди. Все шло так, как я и предвидел: азот из этой бурой соли выделялся, и оставалось органическое вещество, содержавшее и железо, и циан, и фенил, но оно не было индивидуальным, и мне после кропотливой работы удалось разделить его на два изомерных — бесцветное и лиловое, каждое из которых обладало составом (C