На истребителе - [33]

Цепи вражеских пехотинцев уже были совсем близко к стоянкам самолётов. Рассчитывая, что враг не осмелится среди белого дня сунуться на аэродром, люди, которым была поручена его охрана, несколько уменьшили бдительность. Первым поднял тревогу расчёт зенитного пулемёта. Он заметил подползавших немцев — очевидно отделение боевой разведки — и открыл огонь. А в это время во весь рост уже поднялись атакующие подразделения. Немцев было много. Они открыли бешеную пальбу из автоматов.

К моему прилёту здесь уже была организована своеобразная оборона. Техники и механики, вооружившись винтовками и скудным количеством ручных пулемётов, залегли за укрытиями. Часть самолётов была вырулена и поставлена носами в ту сторону, откуда угрожала опасность. Экипажи их вели огонь по немцам из самолётных пушек и пулемётов. Наводка осуществлялась тем, что механики, по команде лётчиков, сидевших в кабинах, чуть приподнимали или опускали хвосты самолётов, заносили их то вправо, то влево. Словом, действовали точно правильные у орудий. Остальные лётчики под прикрытием этого огня взлетали и садились на другом конце аэродрома, каждый взлёт сопровождая штурмовкой немецкой пехоты. На аэродроме в те минуты было очень горячо.

Соотношение сил было таково: немецкой пехоты много, но она вооружена только лёгким оружием; нас мало, но мы представляем собой и пехоту (залёгшие за укрытия техники и механики), и артиллерию (истребители, ведущие по немцам огонь с земли), и авиацию (истребители, штурмующие врага с воздуха). Все рода оружия! Для полной картины общевойскового боя нехватало только танков.

Пролетая сюда, над одной дорогой поблизости я видел с воздуха несколько наших самоходных орудий. Тотчас в это место был командирован офицер. Самоходки появились как раз во-время. Они зашли с правого и левого фланга немцев. Техники и механики поднялись в контратаку. Вскоре натиск врага был окончательно отбит. Самоходчики набрали целую толпу пленных. Из них ровно сто человек, взятых в плен в рукопашном бою, пришлось и на долю наших техников и механиков.

Когда всё кончилось и подразделение смогло приступить к нормальной лётной работе, я невольно вспомнил свой первый бой на земле в Запорожской степи, когда мне, раненому, с подбитой машиной, вместе с пехотинцами пришлось пробивать плотное кольцо вражеского окружения. Нас было очень мало, но мы пробились к своим. Сейчас, три с лишним года спустя, крупные силы немцев не смогли пробить нашего, в сущности очень слабого, заслона и при первом же нажиме стали пачками сдаваться в плен. Такова была внешняя сторона этих двух боёв. Внутреннее же их единство заключалось в том, что и в Запорожской степи, и здесь, неподалёку от Берлина, наш советский воин намного превосходил врага своей стойкостью, своим высоким моральным духом.

По окончании берлинского сражения, когда всё было подсчитано и зафиксировано, на нашу долю, долю лётчиков-гвардейцев, помогавших сухопутным войскам в разгроме окружённой юго-восточнее Берлина немецкой группировки, командующий отнёс солидные цифры. Бомбардируя и штурмуя немцев, наши лётчики уничтожили больше тридцати вражеских танков и самоходок, почти двести автомашин и транспортёров и около восьми тысяч солдат. Это, разумеется, было хорошим добавлением к сбитым в ходе войны самолётам противника, которых на боевом счету части насчитывалось больше тысячи. И счёт этот продолжал возрастать.

Красивую победу над горящим Берлином одержал весёлый, никогда не унывающий лётчик Слава Берёзкин. В одной из прошлых операций Берёзкину немного не повезло. В ожесточённой схватке с немецкими самолётами он протаранил «раму». От удара его машина загорелась. Раненый лётчик выбросился на парашюте. После госпиталя Берёзкин явился в часть:

— Прибыл для прохождения дальнейшей службы…

Берёзкин дрался отлично. В тот день, о котором идёт речь, он в качестве ведомого пошёл на Берлин. Задача — охранять небо над нашими войсками, штурмовавшими южные кварталы вражеской столицы. Случилось так, что с главного авиационного командного пункта воздушному патрулю приказали снизиться на малую высоту и произвести нужную в интересах боя разведку. Для прикрытия командир патруля оставил в верхнем ярусе один самолёт Берёзкина. И вот, как часто это бывало, появляются «фокке-вульфы» с бомбами. Берёзкин сбивает одного, но их много и, конечно, они сразу набрасываются на одиночный советский самолёт. Начинается неравный бой.

Обеспокоенный авианаводчик советует Берёзкину:

— Вырывайся вниз, уходи к своим…

Берёзкин резким манёвром вырывается из-под огня немцев и ныряет в облако. Крутясь в последнем штопоре, вражеский истребитель падает рядом с главным авиационным командным пунктом. Неожиданно Берёзкин вываливается из облака и «соколиной» атакой сверху сбивает ещё один немецкий самолёт. Опять манёвр в облако. Опять атака. Словом, пока подоспел воздушный патруль, отважный лётчик снял с берлинского неба трёх немецких пилотов. В тот же день на аэродроме Берёзкину был вручён боевой орден.

Сражение за Берлин подходило к концу. Уже над рейхстагом взвилось знамя Победы. Но немцы, засевшие в тоннелях метро и в центральных кварталах города, ещё продолжали сопротивляться. Это было сопротивление обречённых.