— Эй, извозчик!
Пока тот, понукая лошадь, приближался к нам, я мысленно переносил себя из одного века в другой. Мы полгода жили по ту сторону Днестра, учились там на курсах командиров звеньев и только что возвратились в Бельцы, в свой полк. «Эй, извозчик!» — зычно брошенное Костей Мироновым, гулкий стук копыт по мостовой, вид пролетки, знакомой по иллюстрациям к старым рассказам, — все было снова необычным. Костя Миронов спешит занять местечко поудобнее.
— Аэродром!
Но извозчик и сам понимает, куда нам надо. Он безразлично посмотрел на щуплого Миронова и остановил взгляд на нас четверых. Выдержала бы его ветхая, любовно выкрашенная черным лаком пролетка. Дернув за вожжи, он лихо прикрикнул на лошадь:
— Атя-вьё!
Навстречу поплыли знакомые дома главной улицы. С ней, с Бельцами у нас связано важное событие прошлого года — воссоединение Бессарабии с Советским Союзом. Мы тогда готовились к воздушным боям, а все кончилось очень мирно: наш полк в парадном строю перелетел границу и приземлился на аэродроме в Бельцах. Знакомство с городом началось, конечно, с главной улицы. По ней мы прогуливались каждый вечер.
— А всю Европу на такой таратайке можно объехать? Костя Миронов блаженно щурится от яркого южного солнца,
— Нашел где путешествовать, — отозвался Панкратов. — Теперь все бегут оттуда.
Извозчик обернулся к нам, мы переглянулись. О чем он подумал? Мы вспомнили, как несколько дней тому назад на аэродроме приземлился югославский бомбардировщик «савойя». Его экипаж чудом вырвался из фашистской неволи. Суровые лица югославских летчиков выражали отчаянную решимость…
— А я бы с удовольствием проехался по Венскому Лесу под мелодию «Большого вальса»…
Коляска остановилась у штабного барака. Извозчик хорошо знал сюда дорогу: летчики, опоздав на автомашину, забирающую их по утрам из города, часто прибегают к помощи ранних извозчиков. Правда, наша троица — Миронов, Панкратов и я в одно время была независима от грузовика и пролеток. У нас была своя легковая машина. Приобрели мы ее случайно и вот каким образом.
…В первые дни жизни в Бельцах нас, советских командиров, постоянно осаждали уличные мальчишки, просившие «двадцать копеек» («Дядя, мы вас двадцать лет ждали, дайте двадцать копеек»), и местные маклеры.
Маклеры наперебой предлагали свои услуги:
— Что пан офицер хочет купить?
— Пароход! — пошутил кто-то.
— Можно и пароход. Но зачем же пароход — лучше машину.
— Гони машину!
На второй день к дому, где мы жили, подкатил какой-то старомодный легковой автомобиль. Увидев за рулем знакомого маклера, мы опешили: «Что делать?» Сначала хотели просто не выходить на странные гудки, да показалось неудобным. Пусть прокатит на этом драндулете.
— «Испано-суиза»!.. Гоночный вариант! — отрекомендовал маклер машину, указывая на фирменный знак.
Мы не без улыбки ощупывали ее деревянную двухместную кабину, деревянные колеса, обтянутые гусматиком. Затем, облепив «антилопу-гну», с «шиком» проехались по городу. И хотя трескотня мотора оглушала встречных, нам казалось, что «испано-суиза» — полный «комфорт».
На этой машине мы целой гурьбой подкатывали по утрам к штабу, а в свободное время гоняли с «ветерком» по хорошим дорогам. Отъезд на курсы прервал автомобильные развлечения. Сейчас наша «испано-суиза», наверно, валяется уже где-нибудь на свалке, ибо за минувший год жизнь Советской Бессарабии круто изменилась.
В штабе полка мы застали только дежурного — младшего командира. Он сообщил, что летчики и технический состав на днях перебрались в летний лагерь, расположенный у села Маяки, под Котовском.
— Но командир здесь, добавил дежурный. — Он где-то на аэродроме.
Аэродром оказался основательно изрытым. Между кучами развороченной земли сновали грузовики, сосредоточенно работали лопатами бессарабские парни.
— Братцы, что здесь происходит?! — воскликнул Костя Миронов. — Кажется, тыловики всерьез задумали упрятать под землю бензобак. Это же цель номер один.
— Давно пора, — отозвался Мочалов. — Такой объект можно увидеть даже из стратосферы.
— Зачем же тогда белить огромный бак?
— Спокойно! Мы, наверно, скоро будем взлетать с бетонированной полосы.
— Это дело! Много слышали о бетоне, только вот под колесами ни разу его не чувствовали.
— Настоящий муравейник.
— Темпы наши, советские.
Самолетов на аэродроме не было. Лишь в самом его конце, подступавшем к речушке, виднелись какие-то продолговатые белые ящики. Увидев возле них командира полка Иванова и инженера Шолоховича, мы направились туда.
Виктор Петрович Иванов обрадовался нашему приезду. Когда я, как старший группы, доложил о прибытии с курсов, он с улыбкой пожал нам руки и сказал:
— Поздравляю вас всех с окончанием. А тебя, Покрышкин, и с новой должностью.
Мы переглянулись. Стоявший рядом Миронов не выдержал:
— Я же говорил, что начальник курсов не простит тебе «крючков» в полетах. С переводом тебя в рядовые летчики!
Широкое, полное лицо Иванова светилось улыбкой, крупные черные глаза ласково щурились.
— О его «крючках» мы знаем. Вот сядет на МИГ, пилотировать на нем посложнее, чем на И-16, пусть и разгибает свои «крючки». Покрышкин назначен заместителем командира эскадрильи.
![Решения. Моя жизнь в политике [без иллюстраций]](/storage/book-covers/72/72da1766d49c9bb136c26193c60df799dd298cfb.jpg)
