На гребнях волн - [9]

Мы переходим улицу и проходим мимо старомодного белого автомобиля, припаркованного на перекрестке. Внутри сидит мужчина, старше нас, но определенно моложе наших родителей. Он опускает окно и спрашивает у нас, сколько времени.

Я смотрю на часы «Свотч» – почему они так громко тикают? – и говорю: две минуты девятого.

– Спасибо, – говорит он. – Надо же, я думал, уже позже.

И мы идем дальше.

– Видели? – спрашивает Мария Фабиола.

Джулия нерешительно смотрит на нее.

– Да… – отвечает она. И, немного подумав: – Видела!

– Что видела? – спрашиваю я.

– Он себя трогал, – сообщает Мария Фабиола.

Джулия несколько секунд смотрит на нее, а потом поддакивает:

– Точно! Так и было!

– Да что такое? – спрашиваю я.

– Он все время себя гладил, – объясняет Мария Фабиола.

– Что гладил?

– Свой ЧЛЕН, вот что! И сказал, что позже нас найдет!

– Да-да, он сказал «позже», он точно сказал «позже»! – торопливо подхватывает Джулия.

Мы доходим до дома Фейт, в двух кварталах от припаркованного автомобиля, и Мария Фабиола и Джулия излагают ей свою версию происшедшего. Мария Фабиола расцвечивает рассказ новыми деталями, а Джулия повторяет за ней. Фейт визжит от ужаса и восторга.

– Это может быть серьезно! – веско сообщает Мария Фабиола.

– Честное слово, я ничего странного не заметила! – настаиваю я.

– Ничего странного? Ты, наверное, каждый день видишь мужиков, которые, сидя в машине, теребят свой член? – парирует Джулия, и Мария Фабиола звонко смеется.

Я продолжаю твердить, что ничего не видела и не слышала. Некоторое время подруги меня высмеивают, потом начинают игнорировать. Даже Фейт, которой там вообще не было, и та оскорблена моим упрямством. В негодовании они ускоряют шаг и отрываются от меня.

Я уныло тащусь за ними, потом останавливаюсь. Такое чувство, словно я в накренившейся лодке; все перебежали на один борт, и кому-то нужно остаться на другом, чтобы лодка не пошла ко дну. Мария Фабиола просто все выдумала! Джулия как попугай повторяет все, что она ни скажет. А теперь и Фейт этому поверила… Последние полквартала до школы я прохожу одна.

Вскоре, после того как я вхожу в класс, наша классная говорит, что меня вызывают в кабинет к мистеру Мейкпису. Мистер Мейкпис (это настоящая фамилия) – наш директор, он из Англии. Его английский акцент и кембриджский диплом в рамочке безотказно действуют на родителей. У него в кабинете я никогда раньше не была.

Дорога в кабинет директора ведет через все школьное здание, мимо классов, в которых я училась в разные годы. Я прохожу мимо памятника мисс Спрэгг, богатой женщины, в честь которой названа наша школа. Если верить памятнику, мисс Спрэгг была хороша собой – и ее красота не остается незамеченной: правая рука и грудь бронзовой статуи вытерты до серебристого блеска множеством прикосновений.

Я прохожу через внутренний дворик, мимо зарослей кустов, где порхают бабочки. Иногда мы их ловим, сажаем на пару минут в стакан, прикрыв ладонью, а потом отпускаем. А порой случается – убираем ладонь слишком поздно, и бабочка задыхается в стакане. Мы помним имена тех, кто нечаянно убивал бабочек, и не представляем, что с этим знанием делать.

Учусь я хорошо, однако не все гладко с поведением – уж не знаю, много ли известно об этом мистеру Мейкпису. Знает ли он, что иногда я подсчитываю, сколько раз наш новый учитель физкультуры, австралиец мистер Робинсон, скажет: «Понятно?», объясняя правила игры. А когда он заканчивает и спрашивает, есть ли у кого вопросы, я поднимаю руку и говорю: «Вы заметили, что повторили «понятно?» ровно тридцать один раз?» Тут он взрывается и принимается меня распекать перед всем классом: в такие минуты особенно заметен его австралийский акцент. «Не смей считать мои слова, понятно?» – кричит он. Весь класс смеется, а он злится еще пуще.

Секретарша мистера Мейкписа мисс Патель – она из Индии, и две ее дочки учатся в нашей школе, они у нас единственные цветные – встает, когда я вхожу в приемную, и говорит:

– Доброе утро, Юлаби.

Обычно она называет меня «Юла» или «Би», но сегодня держится официально. Сухо просит присесть и подождать своей очереди.

Из кабинета мистера Мейкписа выплывает Мария Фабиола: сияет, словно оперная певица, которой только что устроили стоячую овацию. Успевает наклониться ко мне и шепнуть на ухо: «Говори все как я!» – прежде чем мисс Патель велит ей возвращаться в класс.

Затем мисс Патель вводит меня в кабинет директора. На стене здесь большая фотография в рамке, на ней трое сыновей мистера Мейкписа в британской школьной форме. Противно пахнет сигарами, хоть я никогда не видела, чтобы мистер Мейкпис курил. На двух стульях, где обычно сидят родители – либо пришедшие устраивать дочку в «Спрэгг», либо вынужденные услышать, что их дочери будет лучше в какой-нибудь другой школе, – сейчас неловко ерзают двое полицейских.

Мисс Патель представляет меня им, и они просят описать то, что произошло сегодня утром. Я говорю: ничего особенного. Мы шли в школу, как всегда. Рассказываю, где именно была припаркована машина. Один полицейский делает какие-то пометки в блокноте. Они спрашивают: а что у вас было с тем человеком в машине?