На горбатом мосту - [21]

Шрифт
Интервал

целый миг
что длиннее чем жизнь
короче мгновения ока
потом
отделились объятья мои
от меня
чтоб сон проводить
в сплошное сияние памяти
теперь
я хотел бы стать ласточкой
чтоб смочь улететь в те места
где сны становятся явью
…только если стал бы я ласточкой
уж не смог целовать бы так крепко…

Независимость

деревенька наша объявила о независимости
в президенты мы выбрали старосту
определили границы
выдали паспорта
«за нелегальное пребывание…»
и так далее —
наконец-то будет порядок
для полной ясности
лишили гражданства Яся
мамаша его из другой области —
понятно же, что не наш
журналисты злобные пишут
что у нас урожаи плохие
так мы отказали им в визах —
за клевету.

Пилигримы слова

пилигримы слова
по дороге от вдохновенья до правды
на мгновенье приостановились
смиренные
перед вечностью

Есть такие места

есть такие места
где время становится ветром
а он
превращает прошлое в музыку
и ласкает нам души
как будто нежнейшей ладонью
словно затерянной
в пейзаже тела

Люблин в апреле

там в Старом Городе слева на самом углу
стоял век шестнадцатый
маленький сжатый и словно бы робкий
там в Старом Городе справа при входе
я видел еврея
в лапсердаке его долгополом
что-то было в руках его может товары
он улыбался – ему я ответил
там в Старом Городе в малой кафешке
прошла через зал молодая индуска
в коротенькой юбке
с кусочком ткани на худеньких плечиках
там в Старом Городе видел я молодожёнов
с цветами входящих в будущее
там в Старом Городе видел я
булыжную мостовую
она была выпуклой судьбами тех
кто жил перед нами
и словно натянута на
тех кто придёт после нас
ещё видел время зацепившееся за крыши
век шестнадцатый что-то тихо мурлыкал
спрашивать не хотелось
было так солнечно

Выставки, награды, ордена, премьеры…

а когда уж в конце утихнут
шелест улыбок,
грохот приветствий
и хруст рукопожатий,
когда топот восторгов
и всплески последние слов
окончательно
замкнут за собой последние
ещё открытые
двери —
тогда
между брошенных фраз,
бутербродов надкусанных,
смятых салфеток
медленно
встанет
действительность
и
без особых эмоций,
зевая,
погасит
последние отблески
исключительности.
…может, даже
удастся услышать,
как при этом
прошипит фальшиво:
«Удачи».

В тот краткий миг

в тот краткий миг
поделимся словом
осколками света
горсточкою тишины
кирпичик добра
положим на стол
присядем вокруг
на миг
осмысления

Однако

однако
ровность
не равна
ровности
дыхание ровное
к примеру младенца
спящего
или женщины
возле мужского плеча
вовсе не то же самое что
ровный шаг
войска
однако я
решительно выбираю
первое

Бар «над обрывом»

Гротеск и Трагедия
за столиком у входа
борются на локотках
кто важнее
кто сильнее
в дырявой блузе
на стуле у стенки
развалилась
Глупость
тянет пиво
(оно неплохо
с похмелья)
почти не говорит
только сплюнет порою
Ненависть за стойкой
перетирает стаканы
сбивает коктейли
передвигает дни
под столиком в углу
незамеченная
ермолка
давно лежит
на земле
окна закрыты неплотно —
давно без ремонта —
сквозь них
доносится шум автострады
построенной Евросоюзом
«и откуда те суки
деньги берут на машины…» —
Глупость бормочет
делая очередной глоток

Анджей Дембковский

Страх

Всю жизнь
он приходит ко мне
в чём-то сером
вспотевший
способный на всё
садится под подоконником
когтистою лапою
требует прикурить
молчит.
…К звёздам рвануться?
Нет, не пытаюсь.
Были, правда, когда-то подобные мысли,
однако же я – не фантаст.
Мне человек интересен
в свете реальности.
Тем паче
что и права выбора нету,
и нет уж во мне того запала стихийного,
чтоб сделать нечто для вечности,
что объединило бы всех
в одном бескорыстном порыве
общего дела,
наиважнейшей задачи.
Одно лишь осталось – привычка, навык, обязанность.
И все мы как муравьи.
Нас попросту приняли к сведению.
И всё это кончится через
мгновение, час или – год,
когда нас затопчут.
Поскольку
в конце-то концов такова ведь
жизнь муравья.

Успокоение

а теперь
я не уверен что
небо уже голубое что
старики простирая
костистые руки
ищут какой-нибудь выход
иногда умирают
кто их защитит
от клеветы
и обманов
приятель мне обещал
подумать на эту тему

Картотека анатомических таблиц

к иным людям
озеро необычности
приходит во сне
иным людям
золотые ворота
преграждают путь
к неотвратимой тьме
иные люди
глядят на тебя
глазами чужих зеркал
с иными людьми
просто поубивал бы
этих иных людей
хоть тебе кажется
что всего можно бы избежать
ещё до первого крика
прежде чем китч
пространства и времени
тебя уберёт как свидетеля
конца вот этой эпохи

Из цикла «Альпийские записки»

мир маэстро Моцарта
замкнут в домике жёлтом
под номером три по Гетрайдегассе
в альбомах несколько записей
какие-то ноты, портреты
и прядка волос —
учёные определили
что тридцатишестилетний Вольфганг Амадей
умер от старости
музей не дорос и до пяток маэстро
даже табличка у входа
прячется в тесноте
барочных фронтонов
и
классических фризов
из стеклянных витрин магазинов
уродливые манекены
в элегантных костюмах и платьях
поглядывают
на азиатских туристов
и польских бедняг
что на последние шиллинги
покупают чёрствые булки
в дешёвейших лавках
а невдалеке
торгуют прямо на улице
венками из ивы
портретами в рамочках
о завтрашнем дне никто и не думает
а местные жители
приходят
уходят
смеются над нашими
желаньями странными
всем обладать
всё сделать своим
мир маэстро Моцарта
упорно напоминает нам
симфонию Пасторальную
переходящую
в собственный Реквием

Камни жизни


Еще от автора Екатерина Владимировна Полянская
Воин в поле одинокий

Екатерина Полянская живёт в Санкт-Петербурге. Печататься начала в 1998 году в журнале «Нева», и с тех пор стихи её появлялись во многих российских журналах, в «Литературной газете». Автор четырех стихотворных сборников. Лауреат премий и конкурсов: «Пушкинская лира» (Нью-Йорк, 2001), премии им. А. Ахматовой (2005), конкурса им. Н. Гумилева (2005), конкурса «Заблудившийся трамвай», а также Лермонтовской премии (2009). Переводчица поэзии с польского и сербского языков, в течение нескольких лет представляет Россию на международном фестивале поэзии «Варшавская осень».


Рекомендуем почитать
Действующие лица

Книга стихов «Действующие лица» состоит из семи частей или – если угодно – глав, примерно равных по объёму.В первой части – «Соцветья молодости дальней» – стихи, написанные преимущественно в 60-70-х годах прошлого столетия. Вторая часть – «Полевой сезон» – посвящена годам, отданным геологии. «Циклотрон» – несколько весьма разнохарактерных групп стихов, собранных в циклы. «Девяностые» – это стихи, написанные в 90-е годы, стихи, в той или иной мере иллюстрирующие эти нервные времена. Пятая часть с несколько игривым названием «Достаточно свободные стихи про что угодно» состоит только из верлибров.


Это самое

Наряду с лучшими поэтическими образцами из сборников «Сизифов грех» (1994), «Вторая рапсодия» (2000) и «Эссенции» (2008) в настоящей книге представлены стихи Валентина Бобрецова, не печатавшиеся прежде, философская лирика в духе «русского экзистенциализма» – если воспользоваться термином Романа Гуля.


Плывун

Роман «Плывун» стал последним законченным произведением Александра Житинского. В этой книге оказалась с абсолютной точностью предсказана вся русская общественная, политическая и культурная ситуация ближайших лет, вплоть до религиозной розни. «Плывун» — лирическая проза удивительной силы, грустная, точная, в лучших традициях петербургской притчевой фантастики.В издание включены также стихи Александра Житинского, которые он писал в молодости, потом — изредка — на протяжении всей жизни, но печатать отказывался, потому что поэтом себя не считал.