На горбатом мосту - [20]

Шрифт
Интервал

Цветы,
наколодованные из железа,
замирали, дивясь
буйной жизни подснежников и незабудок,
каждой весной перечивших всей своей прелестью
неотвратимой судьбе.
Мы рядом с кладбищем часто играли в футбол,
радуя мертвых
нашим звенящим бессмертием.
И застывшие ангелы
с терпением истинно ангельским
сносили забористость слов и удары мячей.
С наивысшею кротостью
они покорялись бульдозерам,
что сталкивали их с высоты, превращая всё в хаос —
без него никогда
не удаётся создать нечто новое.
Саркофаг библиотеки окружают ухоженные деревья,
а между ними порой
мерцают
крошечные огоньки.
Почти что полвека
стоял на центральной площади
памятник.
В камне застыли
русский солдат с ППШ,
ребёнок и голубь.
Тот голубь в детской руке —
он был наименее шустрой
птицею в городе.
Люди
долго не задавались вопросами —
цветы приносили, поддерживали огонь.
И всё это время
за спиною красноармейца
лежали два льва,
оставшиеся от немцев.
Они стерегли.
А если бы ожили вдруг, то им бы хватило прыжка…
И лучше не думать,
что могло бы тогда случиться.
Но однажды
приехал кран,
и на землю
пал ещё один неизвестный солдат.
Пьедестал опустел.
Всколыхнулась история.
А добрым людям некогда было подумать:
Ну ладно, солдат есть солдат…
Но при чём тут ребёнок и голубь?
Городские старинные стены
имеют славное прошлое,
которого
почти никто уж не помнит.
И все мы тут издавна мочимся —
ведь поблизости нету сортира.
Тайну их долголетия
Изучают теперь реставраторы,
не обременённые делом.
И рассылают воззвания ко всем правительствам мира,
чтоб остановить
катастрофу кислотных дождей
и разъедающих газов.
Речистые предводители школьных экскурсий
славят достоинства стен,
долговечность
их кирпичей и раствора,
а также
мужество их защитников,
как-то забыв, что стены
служили когда-то
и нашим врагам.
Но стенам вполне всё равно.
И экскурсантам – тоже…
А вот – очень старая улица,
По которой скользят
пейсатые тени.
Полночной порой стручок месяца
разевает свой рот
и просит скрипача,
того, что давно уже умер,
тронуть в скрипке остатки души.
Чудо музыки никого уже не воскрешает,
Но пока она длится,
в шалманчике с кухней еврейской
чуть лучше вкус цимеса.
Кровати железные,
перины и старые «Зингеры»
притворяются правдой, которую прочно забыли.
Иногда на стекле некто пишет
нечто бессмысленно-подлое —
настолько,
что трудно поверить,
чтоб это писал человек.
Но как мы познаем добро,
если зла не познали?
Там, где выстроен офис,
весь стеклянный, в кружеве из алюминия,
был кабачок.
Он один во всём городе
никогда не менял свою вывеску.
Тут всегда было шумно и жарко,
несло дурным пивом,
кухней дешёвою, ну и, конечно, сортиром.
За оцинкованным баром
Царили сивуха, селёдочка в масле
и лимонад.
А за высокими столиками, что были обиты клеёнкой,
потреблялось всё демократично.
Менты говорили – притон.
Тётки – шалман.
Работяги – пивнуха.
Заведующий – ресторан.
Немногие авторы книги жалоб и предложений
Хвалили
легкоусвояемость блюд
и версальскую вежливость
вечно подпитой обслуги.
Однажды ввели бесчеловечный закон
непременно брать сыр на закуску.
Спустя пару месяцев пол
смотрелся картиной Ван Гога.
В один год, в один месяц и день
и в час тот же самый
двое упали с крыши.
Один был тверёз,
а другой – в стельку пьяный.
Трезвый умер на месте,
а пьяному – ну хоть бы что.
Этот факт прославил наш город
на родине и за границей.
А кровавый след на асфальте —
предостережение
трезвенникам закоренелым.
Спасённый был выгнан с работы,
зато стал примером живым
«пьяного счастья».
И теперь уж не надо ему
корячиться кровельщиком,
чтоб заработать на водку.
Напротив —
каждый желает с ним выпить
И проставляется.
Да и правду сказать – уж кому,
как не пьяницам, очень нужны
ободряющие примеры
того, что и в их положении
есть всё же светлые стороны.
История нашего города имеет свою историю.
Раз – лучше, раз – хуже…
Смотря кто напишет.
Бывали у нас летописцы побед
и хроникёры пожаров.
Они были наиважнейшими,
ведь только лишь эти события —
истинные цезуры
в теченье истории.
Это они
пылают и триумфируют
над серыми буднями
целых эпох и столетий.
Это они —
Вечный источник
вдохновеннейших споров и диспутов
о том, кто победил
и кто поджёг.
Любопытно, что победители,
равно как и поджигатели,
легче входят в историю,
нежели строители города,
ведь строительство
редко бывает возвышенным актом.
А недавно,
когда начинали строительство нового банка,
в том месте, где должен был быть
камень краеугольный,
случайно отрыли
отхожую яму времён эдак средневековья.
Стройку тут же остановили
и с благоговением
стали копаться, чтобы потом изучить,
что выделяют
потроха эпох и столетий.

Михал Буковский

Лось

шестнадцатого декабря
одна тысяча девятьсот девяносто восьмого
года
ранним утром
на улице большого города
появился лось
неизвестно откуда пришедший
он сначала с достоинством, как лосю и подобает,
пересёк центральную улицу
потом изменил направление
и с боковой улочки
вступил на территорию
местного
бюро ритуальных услуг
когда за ним замкнули ворота, чтоб не сбежал,
перепрыгнул забор
высотою метр восемьдесят
(очевидцы твердят, что – совсем без разбега)
и неспешно направился дальше
на соседнюю улицу
где
на середине проезжей части
улёгся
и – сдох.

Был мне сон…

Был мне сон
полный грации и достоинства
был мне сон
так тепло он смеялся
и целовал он так крепко
я даже в объятьях его удержал

Еще от автора Екатерина Владимировна Полянская
Воин в поле одинокий

Екатерина Полянская живёт в Санкт-Петербурге. Печататься начала в 1998 году в журнале «Нева», и с тех пор стихи её появлялись во многих российских журналах, в «Литературной газете». Автор четырех стихотворных сборников. Лауреат премий и конкурсов: «Пушкинская лира» (Нью-Йорк, 2001), премии им. А. Ахматовой (2005), конкурса им. Н. Гумилева (2005), конкурса «Заблудившийся трамвай», а также Лермонтовской премии (2009). Переводчица поэзии с польского и сербского языков, в течение нескольких лет представляет Россию на международном фестивале поэзии «Варшавская осень».


Рекомендуем почитать
Действующие лица

Книга стихов «Действующие лица» состоит из семи частей или – если угодно – глав, примерно равных по объёму.В первой части – «Соцветья молодости дальней» – стихи, написанные преимущественно в 60-70-х годах прошлого столетия. Вторая часть – «Полевой сезон» – посвящена годам, отданным геологии. «Циклотрон» – несколько весьма разнохарактерных групп стихов, собранных в циклы. «Девяностые» – это стихи, написанные в 90-е годы, стихи, в той или иной мере иллюстрирующие эти нервные времена. Пятая часть с несколько игривым названием «Достаточно свободные стихи про что угодно» состоит только из верлибров.


Это самое

Наряду с лучшими поэтическими образцами из сборников «Сизифов грех» (1994), «Вторая рапсодия» (2000) и «Эссенции» (2008) в настоящей книге представлены стихи Валентина Бобрецова, не печатавшиеся прежде, философская лирика в духе «русского экзистенциализма» – если воспользоваться термином Романа Гуля.


Плывун

Роман «Плывун» стал последним законченным произведением Александра Житинского. В этой книге оказалась с абсолютной точностью предсказана вся русская общественная, политическая и культурная ситуация ближайших лет, вплоть до религиозной розни. «Плывун» — лирическая проза удивительной силы, грустная, точная, в лучших традициях петербургской притчевой фантастики.В издание включены также стихи Александра Житинского, которые он писал в молодости, потом — изредка — на протяжении всей жизни, но печатать отказывался, потому что поэтом себя не считал.