На фарватерах Севастополя - [5]

Я бросился бегом к пирсам, и тотчас где–то в степи, в стороне Херсонеса, раздался сильный взрыв, и яркое оранжевое пламя раструбом врезалось в темноту ночи. Я видел оранжевый взрыв как во сне, как в какой–то замедленной киносъемке; он потряс меня. Испугался ли я в тот миг? Не знаю, но этот первый взрыв я запомнил на всю жизнь, хотя во время войны и особенно в дни третьего наступления фашистов приходилось видеть несравненно более страшные картины. Через несколько минут еще два сильных взрыва прогремели в Севастополе.

В грохоте зенитной стрельбы и тяжких взрывов незаметно кончилась ночь. Стрельба прекратилась, в небе не было ни вражеских самолетов, ни парашютистов. В воздухе спокойно барражировали наши истребители.

Возвратившиеся с моря командир дежурного звена Глухов и командиры катеров–охотников доложили, что в воду упали не парашютисты, а большие черные бомбы. Позже выяснилось, что фашистские самолеты сбросили не бомбы, а магнитные мины с целью заблокировать Черноморский флот в его главной базе, не дать возможности кораблям выйти в море. Но благодаря своевременно открытому заградительному огню зенитной артиллерии, а также тому, что еще за час до налета фашистов флот был приведен в боевую готовность, многие мины не попали на фарватер, а оказались на больших глубинах или на суше.

Одна магнитная мина упала и взорвалась у памятника затопленным кораблям. Позже я ходил смотреть на чудом уцелевшую стройную колонну. Устояла она и до конца обороны, несмотря на непрерывную бомбежку и артиллерийский обстрел Севастополя. Вторая мина упала на перекрестке улиц Щербака и Подгорной, был разрушен жилой дом. Корабли флота не пострадали.

Рассветало. За Мекензиевыми горами медленно поднималось солнце. Утро было свежее и бодрое, ясно вырисовывались у здания штаба за низкой деревянной оградой островерхие тополя. Возле них был разбит цветник.

Мы любили наш сад. Кто подолгу бывает в море, тот больше других любит и поле, и лес, и зеленую траву.

Сейчас на клумбе были затоптаны настурции: кто–то ночью бежал напрямик в штаб. Из колонки водопровода медленно вытекает на землю вода, лежит неразвернутым гибкий шланг, и некому и некогда теперь поливать цветы. Во второй половине дня всех офицеров штаба собрал в рубке дежурного капитан 2 ранга Морозов. Здесь были мои товарищи, сослуживцы, с которыми придется воевать рядом плечом к плечу.

Непосредственный и подвижный флагманский связист Кучумов сидит у телефона и теребит центральную — проверяет связь со штабом флота. Медлительный и важный капитан 2 ранга Федоренко уточняет схему управления зенитным огнем кораблей, а флагманский штурман Дзевялтовский наносит на карту замеченные места падения вражеских мин. Нет только флагманского минера Щепаченко, он уже вышел в море на траление.

— Обстановка, я думаю, всем ясна — началась война с фашистами, — говорит начальник штаба.

Я сижу у открытого окна, и мне видно и слышно, как к причалам, где стоят катера–охотники, подходит автомашина, и начальник боепитания техник–лейтенант Шенель зычно командует, сгружая боезапас. Связисты во главе со старшиной Белым разматывают и тянут телефонные провода. С кораблей снимают всякие огнеопасные вещи: подшивки старых газет, лишние деревянные предметы.

— Постановкой мин с самолетов фашисты пытались заблокировать наш флот в Севастополе. Они рассчитывали застать нас врасплох, но не вышло. Черноморцы встретили фашистов огнем! Была ли внезапность? Как сказать. Мы привели в готовность корабли заблаговременно, до налета вражеской авиации. Наша задача теперь — уточнить места падения мин и нанести на карту. Этим будут заниматься мой помощник Дубровский и штурман Дзевялтовский. Сейчас уже надо организовать и выставить наблюдателей на берегу и на воде на случай повторных налетов и минирования. По неточным данным, при отражении налета сбито три самолета фашистов. Мы видели, как загорелся и упал в море один, сбитый батареей лейтенанта Зернова. Остатки самолета будут поднимать водолазы, — продолжал Морозов. — Сегодня утром наши корабли уже приступили к тралению. Флот может выйти в море в любую минуту. Поэтому командующий флотом приказал нам принять все необходимые меры для безопасности плавания кораблей. В этом наша основная задача.

Фарватер должен быть чистым!

Глава третья

…Война.

Только накануне вечером после большого учения я был на корабле у своего приятеля Виктора Трясцина. Туда же забежал по делу и штурман соединения Иван Иванович Дзевялтовский. Все трое мы вместе служили в тридцатых годах на торпедных катерах на Дальнем Востоке в одном дивизионе.

Дружба — удивительное дело, она сводит вместе, казалось бы, совсем различных людей. Увлекающийся и порывистый Иван Иванович Дзевялтовский с ярким румянцем и пухлыми губами на молодом, почти юном лице, носивший тельняшку зимой и летом и широчайшие брюки клеш, и подтянутый, строгий, с высокими залысинами, с мужественным суровым лицом и глуховатым голосом, сдержанный и всегда застегнутый на все пуговицы Виктор Трясцин были большими друзьями.

Мы о многом говорили в тот вечер. Обстановка тревожная, на Западе война. Если повернуть ручку радиоприемника, то из эфира вырвутся громыхающие марши гитлеровских орд, топчущих чужую землю. Война затопила почти всю Европу. В начале апреля фашисты напали на Данию и Норвегию, через месяц вторглись в Бельгию, Голландию и Люксембург, затем вышли к Па–де–Кале и начали бои за Париж. На днях газеты сообщили, что «сумасшедший» Гесс, подручный Гитлера, прыгнул с парашютом на Британские острова к своим довоенным друзьям.