На фарватерах Севастополя - [41]

И вот грохочет взрыв; шлюпку словно толкнуло в воде, над головой запели осколки, и с шумом упал черный водяной столб. Мина уничтожена.

— Одна есть! — удовлетворенно говорит Иван Иванович.

Определив место корабля, штурман наносит его на карту. Тральщики снова идут вперед. Снова натяжение трала, легкий толчок, и вторая мина всплывает на поверхность. Идущий сзади катер–охотник должен или подорвать или расстрелять эту мину из пушки. Делать это надо умеючи, иначе осколки от взрыва мины могут повредить катер. Надо подойти на такое расстояние, чтобы осколки при взрыве прошли высоко над головой.

Траление идет успешно, и корабли все дальше уходят в море. Все хорошо, но к полудню в небе появляется фашистский самолет–разведчик, он проходит как будто стороной, но контр–адмирал говорит:

— Надо ждать налета авиации.

Артиллерийские расчеты вызваны к пушкам, матросы стоят у пулеметов. Через полчаса со стороны берега вырастают черные точки самолетов противника. Тральщики и катера–охотники открывают артиллерийский огонь, ставят огневую завесу, не подпуская самолеты. С севастопольского аэродрома поднимаются истребители и, набрав высоту, набрасываются на вражеские «юнкерсы». Те, сбросив в море бомбы и не принимая боя, уходят в сторону берега.

Тральщики снова продолжают свою работу.

…Уже вечерело, наступала темнота, с моря подул холодный ветер; поднимая волну, когда тральщики на последнем галсе снова подсекли две мины.

Мины плавали почти рядом на поверхности воды. Поднявшиеся темные волны, как бы играя, то сближали их, то отдаляли одну от другой. Катер–охотник резко кренился на волне. Попасть в мину из пушки, да еще в сумерках, трудно. А время шло. С наступлением темноты по этому фарватеру должны были идти с моря от берегов Кавказа в Севастополь корабли и конвои.

— Разрешите уничтожить мины глубинной бомбой! — просит капитан–лейтенант Леут контр–адмирала Фадеева.

Этого еще никто не делал, но контр–адмирал дает добро. Леут пересаживается с тральщика на катер–охотник № 041 к лейтенанту Илье Чулкову, и катер отходит на чистую воду.

— А со шнурами работать морока! — докладывает Леуту разговорчивый Чулков. — Вчера днем затралили мину. Погода свежая. Послал шлюпку. На волне ее бросает, того и гляди ударит о мину — и крышка. Но минеры наловчились, подвесили патрон, шнур, зажгли фитиль. Шлюпка быстро отошла. Ждем. Что за черт! Смотрю по секундомеру: время вышло, а взрыва нет. Матросы на шлюпке тоже поднялись. Даю им сигнал лежать. Жду еще столько же. Наверно, фитиль залило водой, он намок и погас. Попробовали расстрелять мину из пушки, а снарядов мало. Катер валился на волне, то за молоком летит снаряд, то зарывается у борта. Что делать? Решили обрезать часть шнура и зажечь без фитиля. Пошли, запалили шнур, шлюпка быстренько отошла и — порядок.

Ну что же, прибавляй обороты, — говорит Леут.

Включив три мотора и развивая большую скорость, охотник приближается к плавающим минам.

— Бомбы, товсь! — командует Леут.

Минер Быстров и акустик Артем Федотов уже приготовили бомбу на корме. Быстров держит рычаг бомбосбрасывателя и напряженно смотрит на мостик.

Катер поравнялся с плавающими минами.

— Сбросить бомбу! — командует Леут, и черная туша глубинной бомбы с всплеском падает за борт.

На катере настороженное молчание. Капитан–лейтенант Леут смотрит на секундомер: сейчас взрыв. Все глядят за корму катера.

Вдруг поверхность воды там, где была сброшена бомба, вспучивается; зеленый бугор мгновенно набухает и с треском лопается, словно лед на реке во время ледохода. Одновременно раздается сильный грохот, и столб воды и черного дыма поднимается вверх. Потом вода с шумом и звоном рушится вниз, визжат и свистят над головой осколки.

— Пронесло! — весело говорит Чулков.

— Да, пожалуй, второй раз и не разрешит контр–адмирал, — говорит Леут и, достав из кармана портсигар, закуривает.

Над местом взрыва вода опадает, но стоит еще черное облако и сыплются, как град, осколки, поднимая фонтанчики всплесков.

Перед наступлением темноты корабли закончили траление на новом фарватере. К вечеру еще больше похолодало, и надстройки и палубы кораблей покрылись ледяной коркой. Матросы молча выбирали тяжелый трал.

Подойдя к Херсонесскому мысу, корабли легли на входной Инкерманский створ. Только опытный глаз штурманов и рулевых кораблей мог разыскать белые маячные здания на склонах заснеженных гор. Огни на маяках теперь не зажигали, чтобы не привлечь внимание немцев, не дать им возможности сбросить на фарватер мины.

— Оно и лучше, что быстро темнеет, — устало сказал контр–адмирал Фадеев стоящему рядом с ним на мостике комиссару Бойко, — может быть, на этот раз пройдем спокойно!

Каждый корабль, идущий в Севастополь, немцы ожесточенно обстреливали с батарей, установленных на высотах у Бельбекской долины.

…Весь день во время траления контр–адмирал Фадеев, одетый по–зимнему в меховой комбинезон и бурки, провел на ходовом мостике тральщика «Мина». Командир тральщика старший лейтенант Стешенко, общительный, уверенный в себе офицер, заметил, что на этот раз контр–адмирал был неразговорчив и угрюм.

Фадеев подолгу смотрел на студеное море: следил за работой тральщиков. Не изменилось настроение контр–адмирала и к вечеру, когда траление закончили и новый фарватер был готов к приходу кораблей. Фадеев все время упорно думал о положении в Севастополе. Ему было известно, что вчера немцы потеснили на фронте наши части у Бельбека.