На этом месте в 1904 году - [4]

Река за домами под холмом, конечно, угадывалась по блеску воды на солнце, но по сути рекой не была, или была по весне, или осенью, когда шли проливные дожди, так это был широкий ручей, в котором угадывались крупные камни, чья длинная тина, как волосы от ветра, полоскалась по течению. Что интересно, к реке вела колея, размытая настолько, что глины в ней не осталось — одни булыжники, а за рекой никакой колеи не было, похоже на то было, что вся техника, пытавшаяся когда-то перейти реку, оказалась смыта. «Не как Назгулы, а как в унитазе» — почему-то подумал Никита. Он видел такие речки в Грузии, только эта была поспокойнее, но все равно была покрыта такими водяными шишками в тех местах, где на дне лежал камень покрупнее. Буквально в шаге от его кроссовки внутри реки Никита увидел несколько небольших рыбок, что удивительно, почти совершенно неподвижных, как в аквариуме.

В подлеске на том берегу не столько виден был, сколько угадывался дым костра. Никита прикинул, что промочит ноги примерно до колена, сопоставил это с тем, что знал об энцефалитных клещах, и сходил в гостиницу за баллончиком. «Не нашел?» — спросила курившая у крыльца повариха. «Нашел» — сказал Никита.

Два раза ступил по дну и тотчас же понял, что правильно решил не разуваться, потому что сразу что-то такое вроде ножа, торчавшего снизу, с некоторым сопротивлением со стороны кроссовки, но все же слегка проткнуло подошву. Когда Никита осторожно потянул ногу вверх, радуясь, что избежал пореза, это острое не потянулось за кроссовкой, а осталось среди булыжников, словно вмурованное в реку. Присев прямо на песок на другом берегу, Никита скрючился и попытался найти место, куда была ранена кроссовка, но среди других мелких трещин и комка сигаретной фольги, намертво вбившегося между протекторами, ничего не было видно.

Пойдя в ту сторону, где воздух между соснами был особенно сиз, Никита обнаружил сначала небольшой костер, как бы прячущийся в ямке под боком огромного серого валуна, а за валуном как бы и знакомых и незнакомых пока девочку и мальчика. Они сидели спиной к нему на пружинистом сухом стволе сосны, который не смог совсем упасть на землю, потому что мешали ветки. Мальчик слышал, что Никита подходит, поэтому уже повернул голову и смотрел искоса, отчего казалось, что смотрит хитро. «Привет, — сказал ему Никита, — что делаете? Можно с вами?»

Мальчик тронул девочку за плечо и показал на Никиту.

Не так уж много времени прошло с того момента, как девочка развернула к нему айпад с крупной надписью «ПРИВЕТ! КАК ТЕБЯ ЗОВУТ?», а Никита уже знал, что Вика — это Вика, а Пауль — Пауль, а не Пол, как сначала Никита прочитал с телефона Пауля, потому что видел похожее имя латиницей на альбоме Маккартни, когда гостил у сестры. Знал уже, что Вику отправила к тетке мать, чтобы справиться с какими-то делами, в то время как у самой тетки дел было невпроворот, знал, что Вика слабослышащая и от нее уплыл по реке слуховой аппарат, когда она упала, поскользнувшись на камне. Знал, что отец Пауля — наладчик или консультант по станкам, которые привезли из Германии, а зачем тут сам Пауль — сам Пауль не мог объяснить и сам не мог понять, но его вроде все устраивало. Общались они, показывая друг другу экраны своих телефонов, но позже Никите казалось, что это был настоящий разговор, где имелось местами даже некоторое перекрикивание, особенно когда речь зашла о камне, который Вика и Пауль пытались нагреть до такой степени, чтобы он треснул, потому что им показалось, что камень похож на лежащего человека и, может быть, там внутри, как в яйце, томился кто-то волшебный и заколдованный, кто-то такой, кого не берет жар пламени, но при этом кто-то дружелюбный. Сам Никита не заметил, как уже подтаскивал дрова в костер, обламывая сухие ветки с павшей сосны, рыская по окрестностям в поисках палок, шишек, сухой травы, поддувая в костер, чтобы он гудел веселее. Пауль воскликнул что-то вроде: «Сауэрстофф» — и, орудуя острым толстым суком, принялся подкапывать камень с другой стороны, проковыривая нору к костру.

Дым был замечен в поселке, уже шел в их сторону длинный, какой-то весь черный человек, чьи щетина и засаленная кепка блестели на солнце. Никита, Пауль и Вика так и замерли, раздумывая, бежать или нет, раз их уличили в играх с огнем. Глаза у незнакомца были маленькие, но видно, что тусклые, лицо красное, больше даже в сторону фиолетового был оттенок, нижняя губа у него была крупная, несколько отвислая и потому слюнявая. «А-а, — скучным голосом сказал черный длинный незнакомец, — камень хотите расколоть». И, прицениваясь к костру, зачем-то почесал под мышкой у своего как бы стиранного в машинном масле пиджака, затем щетину на щеке. «Так вам нормальных дров надо и воду в чем-то носить, когда камень нагреется» — сказал незнакомец, поманил за собой и, не оглядываясь, пошел в сторону поселка. Человек оставил их у покосившейся калитки в очень высоком заборе, обкиданном по верху новенькой колючей проволокой, но не сразу оставил, а посмотрел на них троих, что-то прикидывая, в итоге вынес с десяток поленьев и пустое ведро, которое отдал в свободную от айпада Викину руку.