На двух планетах - [111]

Он покачал головой.

— Это невозможно, — с милости от тех, кого я считаю врагами человечества, от разрушителей моего счастья, — это невозможно.

— О, как ты можешь так говорить! Зальтнер находится в таком же положении и он без колебаний принял помощь Ла, он взял ее в жены по законам Ну.

— Он может так поступать, потому что любит ее. Я же ненавижу эту марсианку. И мы оба разведены по закону Ну.

— Мы разведены? Кто это постановил? Этот закон — ничто без нашей воли. Он охраняет нашу волю от чужого вторжения, но против нашей воли он не властен. И я никогда, никогда, — о Гуго, как ты можешь думать, что я тебя оставлю, я, которая сама была виной нашей разлуки, — я стояла здесь на этом самом месте, когда умоляла Элля повезти меня на северный полюс, потому что я думала тебя найти в течение дня, а прошло два года — не по моей вине.

— Не напоминай мне о нем, — резко прервал он ее. — Эти два года, о! Когда я вернулся и подошел к твоей двери, из нее вышел он…

— Гуго, — сказала она, умоляя, — страданья ожесточили тебя, иначе ты бы так не говорил. Да, Элль мой друг, самый верный, самый лучший, ты это знаешь, и он нам это всегда докажет. Ты только что сказал, что я свободна, но где я сейчас? Во дворце культора или здесь, в убежище изгнанника, который меня отталкивает? — Он долго смотрел на нее, потом притянул ее к себе.

— Прости меня, — сказал он, — ведь это правда, ты здесь у меня, моя дорогая. Что нам до людской молвы? Я страдал, и беда тяготела надо мной. Но суд пошлости не коснется нас. Как же мы дадим отпор марсианам, если не будем сознавать в себе внутренней свободы? Но у меня разрывается сердце при мысли, что я не могу удержать тебя открыто, потому что я сам не имею пристанища, пока планеты движутся по своим путям. Потому что одно я хочу сохранить, это — мою гордость, и спасения по их милости я не хочу!

Исма откинулась назад и посмотрела ему удивленно в глаза.

— Если не по их милости, — проговорила она медленно, — то остается только одно: по правде.

Его глаза расширились, когда он ответил: — Если я тебя верно понимаю.

— Доверься Эллю. Скажи ему все и выслушай его мнение. И если понадобится, предстань перед их судом. Я же буду с тобой.

Он колебался: — Это значит, — я предаю себя в его руки.

— Он благороден и велик.

Торм нахмурился. Он долго думал. Наконец он сказал:

— Я не вижу другого исхода. И раз ты ко мне пришла, я не могу дольше колебаться в решении моей судьбы. Я пойду.

Она бросилась к нему на шею.

— Иди, — воскликнула она, — идем вместе и тотчас же!

— Как, теперь? Сейчас же? Что ты говоришь? Теперь вечер, а я, от неожиданности, не успел тебя даже расспросить, как ты сюда попала?

— Пойдем к Ла, и ты все поймешь.

Он еще раз заключил ее в свои объятия. Потом они направились рука об руку в сад. Они остановились у самого воздушного корабля.

— Прости меня, — сказал Торм Исме, — но итти теперь в общество других, здороваться с ними, разговаривать, — я этого не могу, и кроме того сейчас поздно, чтобы вести переговоры с Эллем, даже если бы Ла…

— Я позову Ла.

Совещание с Ла продолжалось недолго. — Вас, Торм, — сказала она, — Элль примет во всякое время, а вы не успокоитесь, пока дело не будет окончательно решено. Для нас же желательно разобрать все это еще сегодня ночью, потому что земля Европы жжет мне ступни, и я бы хотела с восходом солнца быть высоко над облаками. Через полчаса вы можете уже находиться в комнате Элля.

— Ваши интересы решают вопрос, — сказал Торм. — Из-за меня вы не должны задерживаться. Я готов.

Ла повела Торма и Исму на корабль. Они видели, как она говорила с Грунте, который покинул корабль. Потом они остались одни в маленьком салоне. Чего только им не надо было сообщить друг другу! Мм казалось, что они только что начали разговор, когда вошла Ла и сказала:

— Мы находимся у выступа дворца культора, на пристани для воздушных кораблей, выходите скорее и велите доложить о себе. Наш корабль вы найдете на Площади Акаций, куда вас доставит в несколько минут, любой из стоящих на площади экипажей. А пока счастливого пути!

Исма молча обняла Торма, затем он спустился по корабельной лестнице. На городских башнях било одиннадцать, когда дежурный спросил Торма, что ему угодно. Посещение в такой поздний час могло быть вызвано только очень важными обстоятельствами, поэтому он не поколебался спросить, принимает ли культор. Но Элль еще работал. Он побледнел, когда прочитал карточку.

— В мой личный кабинет, — сказал он.

Оба приятеля стояли друг против друга. Оба чувствовали себя несвободными. Оба вели борьбу с властью рока, который оказался сильнее их и которому они должны были теперь покориться. Но только на мгновенье их взгляды остановились друг на друге. Каждый увидел в другом молчаливую скорбь, которая его снедала, и воспоминание вознеслось к годам верной, совместной, дружественной работы и смелых надежд. Умиление свидания заволокло мрачный взгляд тихой радостью. Они поспешили друг к другу, и руки их соединились:

— Вы прежде всего захотите знать, где я был, — начал наконец Торм, — я же пришел сюда, чтобы услыхать от вас — вы принимаете меня как друг, но как примет меня культор — что я должен ожидать?