На другой день - [4]

В то же время хотелось до появления невестки и внучки кое-что разузнать.

— Вы, наверно, к Людмиле?

— К ней. И к вам, к Галочке… — Павел Иванович переложил с колена на колено фуражку. — А внучка у вас боевая, смышленая, быстро познакомилась и начала обо всем расспрашивать.

— Галя-то? Небоязлива.

— Чувствует себя взрослой в доме, большой.

— Самая маленькая — всегда самая большая в доме, — добродушно проговорила Мария Николаевна. Взглянув в окно, со вздохом добавила: — Вон и она сама… вместе с матерью. — Время для разговора с глазу на глаз было упущено.

Мать и дочь не вошли, а влетели в комнату. Галочка была беспечно-радостной, Людмила… На фотографиях у Виктора она выглядела девчонкой, правда, серьезной, сосредоточенней, а теперь… Дружинин ни за что не узнал бы ее; теперь это была молодая, но резкая в движениях, раздраженная женщина. Павел Иванович встал и представился: заместитель директора. Она ответила сухо, нехотя, с непонятным пока подозрением. А когда неуемная Галочка приблизилась к нему, желая показать, «мы знакомы», на помрачневшем лице матери скользнуло что-то явно враждебное. Даже Галочка поняла это.

— Мама, — заступилась она за гостя, виновато стоявшего с фуражкой в руке. — Мама, ведь дядя тоже ездил на самоходке и тоже говорит, что наш папа…

— Скоро, деточка, скоро, — прервала ее мать, тронув за плечико и скупо, через силу улыбнувшись. Прошла в полутемный угол и повесила на крюк поношенное пальто.

— Что там об электричестве слышно? — помедлив, спросила Мария Николаевна.

— Ремонт линии. Третий, если не четвертый, день ремонтируют линию — это ли не безобразие! Оставить весь район без света, без радио — ну как можно? — Людмила все больше возмущалась, теребя рукава синего, с блестками по гладкой материи платья. — Что теперь, не мирное время, война?

Павел Иванович не собирался осуждать ее. Ему даже понравилось, что вот эта невысокая стройная женщина с тонкими чертами лица и смелым, даже дерзковатым взглядом серых напряженных глаз возмущается и негодует. Значит, Баскаковы не убиты, как ему думалось, горем, живут, борются; они даже в гибель Виктора не хотят верить. И ничего удивительного! Разве он сам перестал разыскивать свою семью, хотя и получил известие — расстреляна? Их Виктор погиб… Но так их, не верящих, и Людмилу, и Марию Николаевну, и Галочку, и облить ушатом холодной воды?

Надо было что-то придумать, скрыть истинную цель посещения. Павел Иванович оглядел комнату и вдруг увидел бурые пятна и трещины на потолке.

— У вас протекает крыша и портит квартиру. — Прихрамывая, он прошел по комнате. — Да, да, нужен срочный ремонт.

— Совершенно правильно, — подтвердила уже с минуту стоявшая настороже Людмила.

— Дирекция, завком и парторганизация решили помочь семьям… — Павел Иванович замялся, чуть не сказав «семьям погибших воинов», как это действительно говорилось накануне в кабинете Абросимова, — семьям фронтовиков, — договорил он. — Тут и подвоз угля, дров, и снабжение картофелем, и ремонт жилищ к зиме. Что нужно вам? Какой ремонт, кроме крыши и потолка, необходим в вашем доме?

— Ничего. Никакой! — категорически отказалась Людмила.

Это удивило даже Марию Николаевну, следившую исподтишка за невесткой и за странным посетителем, от которого она ждала совсем других разговоров.

— Как это никакой, Люся? — возразила она. — Ведь и кухонная печка дымит, и двери во всем доме ходуном ходят. Денег у нас с тобой лишних нет, а квартиру, дом мы должны привести в порядок нынче же.

— Сами сделаем.

— Ничего нам не сделать двоим, уж коллектив возьмется, тогда будет толк.

— Да что у нас делать-то целому коллективу?

— А это, это, — изобличающе говорил Дружинин, показывая на испятнанный потолок, на фанерку, забитую в форточку, на косо висевшую дверь. Поддержанный Марией Николаевной, он почувствовал себя увереннее, смелей. — Нужен срочный ремонт. Придут рабочие, распоряжайтесь ими без всяких стеснений. — Павел Иванович и сам еще толком не знал, где он возьмет материалы и этих рабочих, но уверен был — сделает, он же заместитель директора, да и решение есть! — С вашего позволения, должен оглядеть дом снаружи.

Он вышел вместе с юлившей около него Галочкой.

— Может быть, и кухонную печь согласятся переложить, — сказала Мария Николаевна, когда стихли звуки шагов, — заодно уж…

— Не говори, мама! — вспылила Людмила, порываясь то к окну, то к двери. С тех пор, как пришло известие о гибели мужа (а она не поверила), ей больно досаждали разговоры о помощи. — Да и человек этот какой-то загадочный, он пришел за другим.

— Уж не обворовать ли нас с тобой собирается?

— Но и не осчастливить… Право, я не думала, что меня будут опекать даже приезжие, незнакомые люди.

— Голу-убушка, — ласково протянула Мария Николаевна, — да кто тебе зло делает, опекая? Люди стараются поддержать в беде, только и всего.

— В какой беде?.. — Людмила сразу осеклась. — В общем, подозрительный гость.

И на этот раз старушка выдержала ласковый с шутливостью тон:

— Затвердит свое! — Она хорошо рассмотрела гостя: пожилой, в обхождении вежливый, немного стеснителен, лицо загорелое, будто отлито из меди, а в глазах, карих, открытых, грусть и страдание. — Ничего в нем подозрительного не вижу.