На другой берег - [18]

Динни покачала головой:

— Думаю, что ничего не выйдет. Да ты и сам не захотел бы этого, расскажи тебе Клер то, что рассказала мне.

Генерал широко раскрыл глаза:

— Я же говорю, что бреду вслепую.

— Согласна, папа, но всё-таки ничего тебе не скажу, пока она сама не скажет.

— Тогда поезжай, и чем скорее, тем лучше.

Мелтон-Мьюз избавился от былых запахов конюшни, но зато пропитался острым ароматом бензина: в этом мощённом брусчаткой переулке нашли себе приют автомобили. Когда под вечер того же дня Динни вошла в него, её глазам слева и справа представились две линии гаражей, запертые или распахнутые двери которых сверкали более или менее свежей краской. За одной из них виднелась спина шофёра в комбинезоне, склонившегося над карбюратором; по мостовой насторожённо прогуливались кошки. Других признаков жизни не было, и название «Мьюз»[7] не подтверждалось даже благоуханием навоза.

Сине-зелёный цвет дома № 2 напоминал о прежней владелице, которую, как и других торговцев предметами роскоши, кризис вынудил свернуть дело. Динни потянула к себе резную ручку звонка, и он ответил ей позвякиванием, слабым, как звук колокольчика заблудившейся овцы. Затем наступила тишина, потом на уровне глаз девушки мелькнуло светлое пятно, исчезло, и дверь открылась. Клер в зелёном халате стояла на пороге.

— Входи, дорогая, — пригласила она. — Львица у себя в логове, и «Дуглас в замке у ней»[8].

Динни вошла в тесную, почти пустую комнатку, которая была задрапирована зелёным японским шёлком, купленным у антиквара, и устлана циновками. В противоположном углу виднелась винтовая лесенка; с потолка, излучая слабый свет, свисала единственная лампочка, затенённая зелёным абажуром. Было холодно: медная электрическая печка не давала тепла.

— За эту комнату я ещё не принималась, — пояснила Клер. — Пойдём наверх.

Динни совершила винтообразное восхождение и очутилась в гостиной, пожалуй, ещё более тесной. Там были два зашторенных окна, выходившие на конюшни, кушетка с подушками, маленькое старинное бюро, три стула, шесть японских гравюр, приколачиванием которых, видимо, занималась Клер перед приходом сестры, старинный персидский ковёр, брошенный на устилавшие пол циновки, полупустой книжный шкафчик и несколько семейных фотографий на нём. Стены были выкрашены светло-серой клеевой краской; в помещении горел газовый камин.

— Флёр прислала мне гравюры и ковёр, а тётя Эм заставила взять бюро.

Остальное я привезла с собой.

— Где ты спишь?

— На кушетке — очень удобно. Рядом — туалетная комната с душем, гардеробом и прочим.

— Мама велела спросить, что тебе нужно.

— Немногое: наш старый примус, пара одеял, несколько ложек, ножей и вилок, небольшой чайный сервиз, если найдётся лишний, и какие-нибудь книги.

— Будет сделано, — ответила Динни. — А теперь, дорогая, рассказывай как себя чувствуешь.

— Физически — превосходно, морально — неспокойно. Я же писала тебе, он приехал.

— Он знает об этой квартире?

— Пока нет. О ней известно только тебе, Флёр и тёте Эм. Да, забыла, ещё Тони Круму. Мой официальный адрес — Маунт-стрит. Но Джерри, разумеется, отыщет меня, стоит ему только захотеть.

— Ты видела его?

— Да. Я сказала ему, что не вернусь. И на самом деле не вернусь, Динни. Решение окончательное, так что не уговаривай. Выпьешь чаю? Я сейчас вскипячу — у меня есть глиняный чайничек.

— Нет, благодарю, я пила в поезде.

Динни сидела на одном из стульев, которые Клер привезла с собой, и тёмно-зелёный костюм удивительно шёл к её волосам цвета опавших буковых листьев.

— До чего ты сейчас хороша! — восхитилась Клер, свёртываясь в клубок на кушетке. — Хочешь сигарету?

То же самое подумала о сестре и Динни. Обворожительная женщина, одна из тех, кто обворожителен при любых обстоятельствах: тёмные стриженые волосы, живые карие глаза, бледное лицо цвета слоновой кости, в слегка подкрашенных губах сигаретка… Да, соблазнительна! Впрочем, вспомнив, как складывается жизнь сестры, Динни сочла это выражение неуместным. Клер всегда была жизнерадостной и обаятельной, но брак, бесспорно, ещё более усилил и углубил это обаяние, придав ему какой-то неуловимо колдовской оттенок.

— Ты сказала. Тони Крум тоже знает? — неожиданно спросила она.

— Он помогал мне красить стены. Фактически всю гостиную отделал он, а я занималась туалетной. Но у него получилось лучше.

Динни с явным интересом оглядела стены:

— Очень недурно. Знаешь, дорогая, отец и мама встревожены.

— Верю.

— Ты не находишь, что это естественно?

Клер сдвинула брови, и вдруг Динни вспомнила, как они спорили когда-то, надо ли выщипывать брови. Слава богу, Клер к этому не прибегает!

— Ничем не могу помочь, Динни: я не знаю, что решил Джерри.

— Я думаю, он не пробудет здесь долго, — иначе потеряет место.

— Видимо, так. Но я не хочу волноваться заранее. Будь что будет.

— Как быстро можно получить развод? Я хочу сказать — если дело возбудишь ты.

Клер покачала головой, и тёмный локон упал ей на лоб, напомнив Динни детские годы сестры.

— Устанавливать за ним слежку — мерзко. Объяснять на суде, как он меня истязал, я не в силах. А на слово мне никто не поверит, — мужчинам все сходит гладко.