На дорогах Афганистана - [58]

Визит к губернатору закончился около десяти утра. Мне казалось, что теперь мы уже можем без помех вернуться домой. Однако все было совсем не так просто. Гафар и ассистенты непременно хотели остаться в Газни до вечера и приводили всяческие отговорки; покупки, визиты, переговоры, лучший, нежели в Кабуле, воздух Газни расположен на высоте триста метров над уровнем моря). В их полосах слышались нотки недоумения и даже нетерпения.

— Это невежливо, саиб, приехать и тут же, покончив с делами, уехать. Мы почитаем вас за старшего брата, а вы хотите, чтобы мы вели себя, как неотесанные деревенские парни.

Их аргументация, однако, не убеждала меня. Вчера был нездоров Гжесь. Я попросту беспокоился о семье, но не смел в этом признаться. В конце концов мне пришлось согласиться провести в Газни еще два часа, что, впрочем, не совсем устроило моих спутников, судя по их отчаянной жестикуляции.

С меня было уже достаточно шумного и пестрого базара; хотелось вздремнуть перед дорогой. В местной служебной гостинице у нас была одна комната на всех. Я прилег на постель, не раздеваясь, и закрыл глаза. Но заснуть никак не мог. Спутники мои то и дело приносили с базара какие-то свертки, сумки, корзины и жбаны.

Приближалось намеченное мною время отъезда. Гафар и ассистенты собрались наконец все вместе, тихо переговариваясь между собой. Но вдруг я увидел из-под полуприкрытых век, как они стали потихоньку, на цыпочках один за другим выходить из комнаты. Дверь бесшумно закрылась. Я посмотрел на часы. Через пять минут был назначен выезд.

Ровно в двенадцать я вскочил с постели, схватил дорожную сумку и направился к двери. Но она не открывалась. Что за черт! Заело, что ли? Попробовал еще раз — никакого результата. Навалился всем телом — и опять тот же эффект. Меня охватила ярость. Я подбежал к окну. Наша комната в одноэтажном доме, выстроенном на самом краю откоса, была угловой. Сразу под окном — обрыв глубиной метров в семь, а на дне его — огромные остроконечные камни. Я задыхался от гнева. Прыгать? Это было бы уж совсем безрассудно. Отскакиваю от окна и в бессильной злобе ударяю ногой в дверь. Она слегка поддается — видимо не заперта на нижний засов. Я отступаю на несколько шагов, разбегаюсь и изо всей силы наваливаюсь плечом. Раздается страшный треск, обе створки широко распахиваются, и я отлетаю к противоположной стене коридора.

Гордость за самого себя, презрение к работавшим на строительстве дома столярам и, наконец, тот факт, что уже нет запертой вопреки моей воле двери, значительно охладили мой пыл. «Ну теперь-то уж, голубчики, дурака вам из меня сделать не удастся», — подумал я.

Не придя еще в себя от возбуждения, с сумкой через плечо, я направился к базару на поиски своих спутников. Сначала, как и предполагал, нашел машину, потом шофера. При виде меня глаза его округлились. Он невнятно объяснил мне, что понятия не имеет, куда делись все остальные.

Но в небольшом городке, где люди разговорчивы и услужливы, всё на виду. В результате уже через пятнадцать минут я оказался лицом к лицу со своими радостно улыбающимися помощниками.

— Как спалось, саиб?

— Прекрасно, благодарю, — сухо произнес я.

— Что случилось, инженер-саиб? Вы сердитесь? — удивленно спросил Гафар.

— С чего вы взяли? Я очень рад видеть вас. Мы можем немедленно ехать?

— Скоро время обеда, саиб. Покушаем, выпьем чаю — тогда и отправимся в путь. Так будет лучше, не правда ли?

Он смотрел на меня снисходительно и терпеливо, но в его голубых глазах то и дело вспыхивали искорки, как у человека, который прилагает все усилия, чтобы не рассмеяться. Я судорожно сжал кулаки, так что ногти впились в ладонь, и неестественно тихим голосом произнес:

— Нет, мудир-саиб, мы не будем здесь обедать. Едем сию же минуту.

— Но, саиб…

— Прошу вас! — прервал я и, указав рукой на стоящий в нескольких шагах «газик», не оглядываясь, направился к нему.

Интуиция подсказывала мне: продлись разговор еще минуту, я стал бы в глазах этих людей неотесанным простаком, что привело бы к серьезному подрыву уже и без того пошатнувшегося авторитета. Мы подъехали к гостинице за вещами, и вскоре Газни скрылся из виду в клубах белой пыли.

По дороге меня не спрашивали, как я оказался «на свободе». Начни я первый говорить на эту тему, мои спутники наверняка сделали бы удивленные лица и стали бы присягать, призывая в свидетели Аллаха, что ведать ни о чем не ведают. Не иначе как саиб все это увидел во сне.

Я спешил домой. Квартиру мы сменили сравнительно недавно — наш бывший хозяин выдал дочь замуж И продал участок зятю.

Новый дом мы снимали вместе с немцем Рольфом Шанцем. Я с семьей — внизу, Шанц — наверху. У Рольфа был пес Бюбхен, очень похожий на нашу Чадру. Собаки заполучили в полную собственность небольшой дворик, который, несмотря на многократные попытки, так и не удалось превратить в садик.

Мусу, курьера из министерства, освобожденного от должности, я пригласил в дом в качестве слуги.

Робкий, услужливый мальчик лет четырнадцати-пятнадцати, с черными глазами и пухлым ртом, Муса был чуток ко всякому проявлению доброты. Он носил коричневые шаровары, такую же рубашку и зеленую военную блузу, героическую историю которой могли поведать многочисленные заплаты. Фуражка со свернутым набок козырьком и некогда круглым верхом, стоптанные черные полуботинки на босу ногу дополняли костюм нашего «камердинера».