На дипломатической службе - [5]

Гарри подумал о своей трубе, о школьной джаз-банде и о том, что здесь, во Франкфурте, еще не поздно тоже против чего-нибудь сыграть. West End Blues у него еще получится. Во всяком случае, контора, контора и только контора, так дальше не может продолжаться.

Недалеко от его квартиры была маленькая булочная, которая открывалась уже в семь утра.

Он завтракал здесь почти всегда, и каждый раз боролся сам с собой, не заговорить ли с продавщицей. Вы свободны сегодня вечером? Каждое утро он ее любил. Но он был достаточно взрослым, чтобы понимать, что это бессмысленно. Эта любовь срабатывала только в кофейне-булочной или в теплые весенние дни, как сегодня, когда столики стояли на тротуаре.

Карола. Разумеется, он ее Каролой не называл и не выкрикивал ее имени. Он ее вообще не звал. Он скромно поднимал палец, когда хотел заплатить или сделать заказ. Каждое утро одно и то же. Кофе и булочка с маслом. Он любил Каролу еще и за то, что она не спрашивала "Как всегда?" и не приносила ему, как постоянному посетителю, одно и то же. Нет, каждое утро она подходила к нему и улыбалась, словно ожидая особенного заказа. И он говорил: "Кофейник доверху и булку с маслом."

Гарри не любил слова "кофейничек". Это загородный ресторан. Сказать "кофейничек" было так же скверно, как спросить кого-нибудь, чего он ждет от жизни. Поэтому он говорил "кофейник". И слово "булочка" он не любил. Он говорил "булка", как южные немцы. Гарри вырос в южной Германии. Северная Бавария, подножие Альп, чудесно. От такого детства не откажешься. Там говорили "булка" и смеялись над тем, кто называл ее "булочка". Пруссаки. Хорошо сейчас сидеть во Франкфурте, имея прусское происхождение и называя булочку булкой. Во всем этом Гарри был доволен своей жизнью.

Карола терпеливо сносила его желание отказа от россказней про "булочки" и "кофейнички". Если она была в хорошем настроении, она говорила не без иронии: "Вот ваш кофейник и ваша булка". Сегодня она опять так сказала. Секунду они заговорщически смотрели друг на друга, и Гарри спросил себя, не попробовать ли. Гарри и девушка из булочной. Если бы на нем не висел этот абсурд с титулом. Покажи-ка свой паспорт, скажет она в быстро ставшем реальностью путешествии в Венецию или Париж. "Доктор Гарри Фрайхерр фон Дуквиц". Смех да и только. Раньше было сословное чванство. С этим покончено. Сегодня другие преграды.

Целоваться, нежиться, заниматься любовью, молчать -- отлично. Еще в кино хорошо ходить, но критическим может оказаться уже один стакан пива или бокал вина потом. Куда после этого со всеми ассоциациями? Это еще вопрос, понравятся ли Кароле его наблюдения. И весьма слабо представляемо пойти с нею в музей и смотреть там старые полотна. Разумеется, в хорошую погоду, когда в здании пусто. Может быть, она пойдет, может быть, она проявит интерес и любопытство, но потом он чего доброго начнет ее поучать. Мерзость какая. В картинные галереи можно ходить только в одиночку. Или с Хеленой. Молча мимо всего современного искусства. Замечательно, не удостоив и взглядом весь этот хлам, зная, что он ни на что не годится. С высоким чувством, что ты не попал впросак оттого, что директора музеев и критики искусства дозволяют себе вкручивать. И потом поспешить к старым мастерам. И здесь тоже нельзя быть падким на все подряд, тут достаточно дешевой чепухи. Только никакого благоговения, а хихикая над плохо нарисованными фигурами, над смехотворными сценами из мифов, над христианской чушью, над убогими святыми. То, что ему больше всего нравилось, удавалось старым мастерам между делом: подоконник с полотенцем и вазой на нем, собачонка в уголке, и позади голубеют горы у горизонта -- край земли. То, что казалось им самым неважным, стало сегодня лучшим. Здесь нечего объяснять.

Такой была жизнь с Хеленой. Словно волна. Несколько лет все-таки. Студенчествовать значило иметь время. Раз в году пашешь в поте лица, а потом у тебя опять много времени. Хелена изучала то одно, то другое. Языки, театроведение и прежде всего искусство. Спали вместе. Говорили и занимались любовью, ели и пили. Денег было немного, но их хватало. Ходили в кино. Ходили на выставки. Слушали пластинки. В возрасте чуть за 20 считали себя уже слишком старыми для посещения поп-концертов. Не могли себе представить, как это будет -- когда заимеешь профессию и надо будет зарабатывать деньги. Откуда-то они всегда появлялись, чтобы наполнить бак. Сколько стоил бензин до кризиса в 73-м? Меньше 60 пфеннигов? Гарри получал пенсию. Пенсию ребенка, осиротевшего во время войны. Родители умерли. Он их не знал. Ничего страшного. Хотя Хелена была другого мнения: "В подобной ситуации нельзя стать нормальным. Если ты растешь без матери, без невроза не обойдешься!"

Гарри рассказывал ей о своих тетушках. Вилла Хуберта. Прекрасное детство у подножья Альп, вблизи австрийской границы. Время от времени в Зальцбург за шоколадом, и кажешься себе контрабандистом. Позже 80-градусный ром, и надежда, что от него не станешь импотентом, как некоторые говорят.

Одна тетушка подарила Гарри на день рождения в октябре 66-го (ему исполнилось 21) старый мотоцикл, от которого он был в восторге еще ребенком. Мотоцикл принадлежал одному теткиному любовнику, не вернувшемуся с войны. На мотоцикле он был королем, а Хелена -- королевой. Два огромных цилиндра справа и слева. Оппозитный двигатель. Низкое рычанье. Неизбежные починки. Торговец запчастями был важнее, чем университет. Он был так же важен, как демонстрации против войны американеров во Вьетнаме.