На десятой планете - [29]

— Делать выводы еще рано. А сейчас нам надо возвращаться. Опаздывать мы не можем. Еще неизвестно, что несет здесь с собой космическая ночь.

Нагруженные образцами минералов местных пород, которые Дубравин собирал по пути, космонавты добрались до корабля перед наступлением темноты.

— Всю свою силу потерял за один день, — жаловался Хачатуров, с трудом стаскивая с себя скафандр.

— А я, думаешь, нет? Устал, еще и как. Просто—напросто за время перелета мы отвыкли от физической работы, — объяснил Дубравин.

— Уж если говорить, кто больше работал, так это я, — вступила в разговор Ярова. — Целый день пыталась связаться с фаэтами. Перепробовала все волны и диапазоны, но тщетно.

Аварийный лаз был открыт, и теперь космонавты могли перебираться из одной ракеты в другую.

— А я, пока вас не было, возился с танкеткой, — сказал Кулько.

Остававшиеся на корабле как бы отчитывались перед товарищами в сделанном ими за день.

— Отремонтировать ее можно, но на это уйдет не один день.

— Придется, Армен, нам гулять на своих двоих. Надежнейший транспорт! — Дубравин похлопал себя по ногам. — Завтра направимся в горы, а потом и к пропастям, в обрывах которых, кажется, открываются оголенные недра планеты.

— Главное — надо искать фаэтов, — напомнил Хачатуров.

— Вот чудной! Для этого и пойдем в горы. А остальные товарищи вернулись? — поинтересовался Дубравин у Яровой.

— Здесь уже. Отдыхают. Но они не обнаружили ничего примечательного. Вы удачливее, — Ярова, метнула быстрый взгляд на Дубравина.

— Очень лестная характеристика. Как, Армен?

— Поблагодарим на добром слове да пойдем на покой. Завтра рано вставать. День здесь маленький, а ночь совсем короткая. Каких—то пять—шесть часов. Не успеешь лечь, как придется подниматься, — устало ответил Хачатуров, вспомнив, что сутки на Церере вдвое короче земных.

— Будем привыкать к новым суткам. Жить станем энергичней — за один день дважды пообедаем и дважды поработаем.

— Дельная мысль! Возражений не будет.

Небольшой диск розоватого солнца уже скрылся за горизонтом. Сумерки оказались короткими. Темно—синее небо над Церерой сразу почернело. Семидесятиградусный мороз, пришедший вместе с мраком. Сковал и без того безжизненную поверхность планеты.

На черном небосклоне, далеко, как двойная звезда, виднелась Земля, а на другой стороне ярче всех звезд сиял холодным светом Юпитер, окруженный роем своих спутников.

В эту первую ночь на Церере лишь один дежурный боролся со сном. Все остальные космонавты спали как убитые.

У Боброва слипались глаза. Прилечь бы, закутаться мягким одеялом. Но нельзя. Сейчас ты на чужой планете, — как солдат на посту. Сейчас ты за товарищей в ответе охраняя их короткий покой. Отдыхайте, друзья, завтра опять за нелегкую работу.

Следи за космосом! Берегись окружающего мрака! — Бобров посмотрел на экран локатора, который, посылая во все стороны короткие импульсы, как бы прощупывал пространство вокруг корабля.

Вязкая тишина. Космонавт, упрямо, отражая усталость, изредка прохаживался по рубке. Нужно крепиться. Кто знает, что может произойти в ночи, не по—земному необычной.

Бобров бросил взгляд на экран телевизора. Там ничего — мрак, плотно спеленавший мертвенную равнину. Хоть бы один огонек! Ему, светлячку, теплящемуся в деревенском окошке, всегда радуется заблудший путник, утомленный длинной дорогой. То на Земле, а здесь…

Бобров вздрогнул, напряг слух. Тягучий, заунывный звук, похожий на стон. Или это так, галлюцинация? Он резко встряхнул головой и вновь прислушался. Тихо. «Почудилось, верно…» И опять смежаются веки, и снова космонавт, взбадривая себя, зашагал по рубке.

Бледное утро наступило внезапно, без рассвета. Скользнув по замерзшей поверхности, слабые солнечные лучи робко ударили в иллюминаторы корабля.

Чем выше поднималось солнце, тем явственнее равнина, на которой одиноко высился «К. Э. Циолковский», приобретала вид черной и мрачной пустыни.

Легкая физическая зарядка и завтрак заняли немного времени. Космонавты спешили отправиться на поиски фаэтов и обследование планеты. Данилова первой облачилась в скафандр.

— Приятно ощущать небольшое притяжение Цереры, — сказала она. — Парадоксально, но факт: тяжесть бодрит и заставляет работать наши обленившиеся мускулы.

— Проклятый «бродяга»! Лишил нас танкеток, — проворчал Хачатуров, вспомнив про столкновение корабля с метеоритом. — Пешком много не находишь.

— Прояви изобретательность, Армен. Вчера мы начали ходить трехметровыми шагами, а затем и шестиметровыми. Вернейший способ ускорить передвижение, это — еще удвоить шаги, — посоветовал Медведев. Он был бодр и энергичен, как всегда.

— Попробуем! — Дубравин сделал несколько больших прыжков. — Ну, как? — спросил он у Медведева, закончив эксперимент.

— Преотлично! Правда, забавно смотреть на тебя — толстого, неуклюжего.

— Зато скачет он с легкостью, которой могут позавидовать даже блохи, — вставил не без иронии Хачатуров.

— Два—ноль в твою пользу! — Дубравин сделал перед Хачатуровым легкий поклон. — Шутки — шутками, а пора и в путь. Разрешите, капитан!

Длинными прыжками, точнее, гигантскими шагами, будто они были сказочными скороходами, Дубравин и Хачатуров направились в сторону гор. Вскоре, они достигли предгорья. Там им пришлось укоротить свои шаги и внимательно смотреть под ноги. Среди скал, отливавших синевой оплавленных пород, продвигаться было трудно.