На чужой земле - [7]
Наклонившись над столом, Фабиан улыбается из-под повязки на усах и борется с жареным зайцем, который не хочет стоять на блюде. Подрумяненный, нафаршированный крутыми яйцами, он не держится на задних лапах, заваливается на бок и пучок петрушки держит во рту как-то криво, неуклюже. Мало того, на блюдо налит соус. Похоже, что заяц помочился и, бедолага, стоит кое-как, глядя вытекшими глазами на то, что сейчас натворил… Фабиан выпрямляет его и уговаривает в рифму:
Но все без толку, и Фабиан прерывает вдохновенную тираду Генстого:
— Профессор, будь добр, придержи его сзади, а я как-нибудь закреплю, чтоб он не падал…
Багровый, потный Генстый с серьезным видом втыкает зайцу под хвост вилку, а Фабиан украшает передние лапки листьями салата и бурчит сквозь повязку:
— Ты б это ему сказал, зайцу глупому. Ему объясни, что падать не надо…
Раздается стук в дверь. Фабиан срывает с головы и усов повязки и бежит отпирать. Должны прийти дамы, перед ними надо выглядеть прилично. Сначала является Заремба с супругой. Фабиан галантно приветствует их, берет под руки и провожает в комнату. За ними приходит панна Малгоша.
— Прошу, прошу, — сияет Фабиан.
И вот гости чинно сидят за столом.
Станислав Заремба без конца теребит накрахмаленные твердые манжеты, застегнутые огромными, круглыми запонками из кости. Помещичьи усы лихо закручены вверх. Он чрезвычайно учтив со своей бледной, тощей женой, хотя она всего лишь простая швея. У нее очень худые, костлявые руки, они выглядывают из тесных рукавов цветастой блузки и кажутся совсем прозрачными. Она сидит очень прямо, тонкие белокурые волосы собраны в кок. Узкое спесивое лицо неподвижно, как маска; когда она берет что-нибудь с тарелки, кажется, что вилка приклеена к пальцам… Заремба пробует угощение осторожно, с аристократической брезгливостью, будто не доверяет повару, а сам глотает слюнки, поглядывая на жареного зайца. За женой он ухаживает так грациозно, словно на опереточном пиру у царя. Он называет ее «мать»:
— Мать, чего тебе положить — салату, огурчиков?..
Небрежно согнув запястье, как шарнир, она отвечает с легким прононсом:
— Спасибо, Сташу… Не беспокойся…
Панна Малгоша потеет. Ее смущает чопорность четы Заремба. Сразу видно, они из самого высшего общества. Даже тонкие руки и неновая блузка мадам Зарембы смотрятся весьма аристократично. Малгоша чувствует себя неловко, и потому что она такая толстая, и потому что на ней модное тюлевое платье. Мало того, Фабиан жмет ей ногу под столом. У Малгоши пропал аппетит, она не ест, а только благодарит, точь-в-точь как пани Заремба:
— Спасибо… Прошу вас, не беспокойтесь…
Священник Генстый совсем раскраснелся. Жилка за ухом так набухла, что, кажется, вот-вот лопнет от излишней крови. Панна Малгоша сидит прямо напротив, и он не может отвести глаз от ее декольте. Его лысина блестит от пота, щеки пылают, и Генстый краснеет еще сильнее, потому что Фабиан наблюдает за ним. Ксендз опускает взгляд в тарелку и поправляет салфетку на шее. Он втыкает вилку в заячью лапку, вонзает острый нож в белое мясо и говорит:
— Благородная пища, зайчатина… Весьма благородная…
— Да, господа, — спешит вставить слово Заремба, — я в молодости зайцев сотнями стрелял…
— Сотнями? — перебивает Фабиан.
Заремба понимает, что слишком хватил. Кто-кто, но Фабиан-то прекрасно знает, каков он был в молодости. Однако Заремба не может допустить, чтобы какой-то Райцес его высмеял, и призывает в свидетели жену.
— Мать! — Тут он слегка закашлялся. — Мать, помнишь, тогда, в лесу…
Панне Малгоше тоже есть что рассказать.
— А мой отец, — вступает она в разговор, — еще и на серн охотился. Как-то подстрелил одну, а у нее в животе детеныш оказался…
— Грех это, — замечает ксендз Генстый, — убивать котных самок. В те месяцы, когда звери детенышей вынашивают, охота запрещена…
Но тут Фабиан наполняет бокалы. Настроение у гостей поднимается, а языки развязываются.
Особенно разговорился Заремба. Он не умеет пить, вино сразу же ударяет в голову, и он пускается в воспоминания о молодости, о Краковской академии и кричит, вливая в себя бокал за бокалом:
— Фабианку, помнишь, в Кракове, в мансарде?.. Голодали, но ведь счастливые были времена… Счастливые!..
Фабиан отпивает одним глотком полбокала и качает головой:
— Счастливые, говоришь? Я бы не сказал… Теперь куда лучше…
Заремба взрывается. Глаза сверкают, усы блестят от заячьего жира.
— Фабиане! — Он жадно впивается в мясо зубами. — Фабиане, да я бы все отдал, чтобы молодость хоть на минуту вернулась!.. Все вот это!..
И он указывает рукой на все, что есть в комнате Фабиана.
— Врешь, мой дорогой, — не соглашается Фабиан. — Нет ничего хуже, чем голодать. Это позор, унижение для человека — мечтать о куске мяса, о краюхе хлеба…
Женщины не вмешиваются в разговор, им нечего добавить. Лишь разглядывают друг у друга наряды и тихо обмениваются комплиментами. Ксендз Генстый доедает заячью лапку, бросает в тарелку обглоданную косточку и говорит, облизывая губы:
— Фабиане, у тебя совсем фантазии нет… Голодать — великое дело. Я как раз сегодня сказал: и пересохло у мужей нёбо, и ноги опухли от…
Исроэл-Иешуа Зингер (1893–1944) — крупнейший еврейский прозаик XX века, писатель, без которого невозможно представить прозу на идише. Книга «О мире, которого больше нет» — незавершенные мемуары писателя, над которыми он начал работу в 1943 году, но едва начатую работу прервала скоропостижная смерть. Относительно небольшой по объему фрагмент был опубликован посмертно. Снабженные комментариями, примечаниями и глоссарием мемуары Зингера, повествующие о детстве писателя, несомненно, привлекут внимание читателей.
В романе одного из крупнейших еврейских прозаиков прошлого века Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944) «Семья Карновских» запечатлена жизнь еврейской семьи на переломе эпох. Представители трех поколений пытаются найти себя в изменчивом, чужом и зачастую жестоком мире, и ломка привычных устоев ни для кого не происходит бесследно. «Семья Карновских» — это семейная хроника, но в мастерском воплощении Исроэла-Иешуа Зингера это еще и масштабная картина изменений еврейской жизни в первой половине XX века. Нобелевский лауреат Исаак Башевис Зингер называл старшего брата Исроэла-Иешуа своим учителем и духовным наставником.
Имя Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944) упоминается в России главным образом в связи с его братом, писателем Исааком Башевисом. Между тем И.-И. Зингер был не только старшим братом нобелевского лауреата по литературе, но, прежде всего, крупнейшим еврейским прозаиком первой половины XX века, одним из лучших стилистов в литературе на идише. Его имя прославили большие «семейные» романы, но и в своих повестях он сохраняет ту же магическую убедительность и «эффект присутствия», заставляющие читателя поверить во все происходящее.Повести И.-И.
После романа «Семья Карновских» и сборника повестей «Чужак» в серии «Проза еврейской жизни» выходит очередная книга замечательного прозаика, одного из лучших стилистов идишской литературы Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944). Старший брат и наставник нобелевского лауреата по литературе, И.-И. Зингер ничуть не уступает ему в проницательности и мастерстве. В этот сборник вошли три повести, действие которых разворачивается на Украине, от еврейского местечка до охваченного Гражданской войной Причерноморья.
Роман замечательного еврейского прозаика Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944) прослеживает судьбы двух непохожих друг на друга братьев сквозь войны и перевороты, выпавшие на долю Российской империи начала XX-го века. Два дара — жить и делать деньги, два еврейских характера противостоят друг другу и готовой поглотить их истории. За кем останется последнее слово в этом напряженном противоборстве?
«Йоше-телок» — роман Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944), одного из самых ярких еврейских авторов XX века, повествует о человеческих страстях, внутренней борьбе и смятении, в конечном итоге — о выборе. Автор мастерски передает переживания персонажей, добиваясь «эффекта присутствия», и старается если не оправдать, то понять каждого. Действие романа разворачивается на фоне художественного бытописания хасидских общин в Галиции и России по второй половине XIX века.
«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В очередной том собрания сочинений Джека Лондона вошли повести и рассказы. «Белый Клык» — одно из лучших в мировой литературе произведений о братьях наших меньших. Повесть «Путешествие на „Ослепительном“» имеет автобиографическую основу и дает представление об истоках формирования американского национального характера, так же как и цикл рассказов «Любовь к жизни».
Прошла почти четверть века с тех пор, как Абенхакан Эль Бохари, царь нилотов, погиб в центральной комнате своего необъяснимого дома-лабиринта. Несмотря на то, что обстоятельства его смерти были известны, логику событий полиция в свое время постичь не смогла…
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
Залман Шнеур (1887–1959, настоящее имя Залман Залкинд) был талантливым поэтом и плодовитым прозаиком, писавшим на иврите и на идише, автором множества рассказов и романов. В 1929 году писатель опубликовал книгу «Шкловцы», сборник рассказов, проникнутых мягкой иронией и ностальгией о своем родном городе. В 2012 году «Шкловцы» были переведены на русский язык и опубликованы издательством «Книжники». В сборнике рассказов «Дядя Зяма» (1930) читатели встретятся со знакомыми им по предыдущей книге и новыми обитателями Шклова.Лирический портрет еврейского местечка, созданный Залманом Шнеуром, несомненно, один из лучших в еврейской литературе.
В этом романе Хаима Граде, одного из крупнейших еврейских писателей XX века, рассказана история духовных поисков мусарника Цемаха Атласа, основавшего ешиву в маленьком еврейском местечке в довоенной Литве и мучимого противоречием между непреклонностью учения и компромиссами, пойти на которые требует от него реальная, в том числе семейная, жизнь.
Роман нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера (1904–1991) «Поместье» печатался на идише в нью-йоркской газете «Форвертс» с 1953 по 1955 год. Действие романа происходит в Польше и охватывает несколько десятков лет второй половины XIX века. После восстания 1863 года прошли десятилетия, герои романа постарели, сменяются поколения, и у нового поколения — новые жизненные ценности и устремления. Среди евреев нет прежнего единства. Кто-то любой ценой пытается добиться благополучия, кого-то тревожит судьба своего народа, а кто-то перенимает революционные идеи и готов жертвовать собой и другими, бросаясь в борьбу за неясно понимаемое светлое будущее человечества.
Давид Бергельсон (1884–1952) — один из основоположников и классиков советской идишской прозы. Роман «Когда всё кончилось» (1913 г.) — одно из лучших произведений писателя. Образ героини романа — еврейской девушки Миреле Гурвиц, мятущейся и одинокой, страдающей и мечтательной — по праву признан открытием и достижением еврейской и мировой литературы.