На чужой земле - [3]
— Отдай сию минуту! Кому сказал!..
Пудель машет ушами и вертит носом. Он и сам понимает, что некрасиво поступил. Нельзя вот так хватать. Пес чувствует, что хозяин прав, кругом прав. Но собачий мозг не в силах понять, долго ли еще хозяин будет сердиться. А кусочек сахара — вот он, лежит, разжеванный, мягкий, весь в слюне, дразнит собачье обоняние. Пес все ниже опускает голову, показывая, что раскаивается. Он ловит каждое движение Фабиана, чтобы узнать, куда придется удар, и покорно слушает, а Фабиан говорит:
— Шкуру с тебя спущу, черт лохматый…
— На живодерню отдам, обезьяна проклятая…
Пудель совсем низко опустил голову, спина подрагивает. Но Фабиан будто не замечает.
Он видит, что у панны Малгоши дрожат ресницы, а на щеках выступили красные пятна — верный признак, что она вот-вот расплачется. Такие пятна появляются у нее всегда, как только он начинает воспитывать Пуделя. И Фабиан нарочно щелкает пса по носу и рявкает:
— А ну тихо! Только попробуй шевельнись!..
Панна Малгоша не выдерживает. Она подбегает к столику Фабиана, протягивает к собаке дрожащие руки и кричит со слезами в голосе:
— Перестаньте, хватит! Ненавижу вас!..
И тут Фабиан худыми руками быстро обхватывает Малгошу и усаживает к себе на колени. Она плюхается на них всем весом и радостно улыбается Пуделю:
— Хороший мой… Бедненький…
Фабиан черными усами щекочет ей лицо, тискает жирное тело, а Малгоша не спускает глаз с зеленого камешка у него на мизинце. Она берет Фабиана за острые кончики усов:
— Подаришь мне этот перстенек, Фабианку?..
Фабиан топорщит усы, как кот, и рычит:
— Как только придешь ко мне… Красотка моя… Как только придешь…
Башенные часы отбивают в вышине девять медных ударов, Фабиан берет Пуделя на цепочку и отправляется в свой антикварный магазин на площади, рядом с аптекой.
Нищие на паперти здороваются с ним, он останавливается их подбодрить:
— Молитесь, агнцы Божии…
И бросает в засаленные шляпы мелкие монеты. Стегает Пуделя, когда тот позволяет бродячим собакам себя обнюхивать, и грозит ему пальцем:
— Сегодня с котом спать будешь, понял?
Если видит, как к мосту на бедное христианское кладбище тянется похоронная процессия, обязательно снимает твердую коричневую шляпу. Он отвечает всем, кто здоровается с ним на улице. У магазина уже ждет его человек, немолодой поляк в пелерине. У него под мышкой коробка с кистями и красками, он ведет светскую беседу с кассиршей из аптеки, полькой с холодным, продолговатым липом. Сначала Фабиан здоровается с кассиршей. Целует ей холодную, пахнущую лекарствами руку и говорит в рифму:
Затем подает руку своему человеку и приветствует его шуткой:
Поляк густо краснеет. Он художник, когда-то он получил медаль, и у него прекрасное, благородное имя — Станислав Заремба. Но Фабиан никогда не называет его по имени. Он называет его всякими прозвищами, которые придумывает на ходу, да еще и с дурацкими рифмами. Называет его Леонардо — намек на да Винчи, смеется над его искусством. Часто Фабиан обращается к нему:
Поляк терпеть не может, когда к нему так обращаются, особенно при кассирше. Оставив руку Фабиана висеть в воздухе, он холодно говорит:
— Я не обязан такое выслушивать, пане шеф, вы мне за это не платите…
Фабиан передает ему Пуделя на цепочке, отпирает магазин, и оба молча заходят внутрь.
Они не очень-то ладят друг с другом, антиквар Фабиан Райцес и его человек, художник Станислав Заремба. Когда-то они были друзьями, добрыми друзьями. Но это было давно. Тогда оба были молоды, жили в Кракове в одной мансарде, оба целыми днями копировали знаменитые полотна и думали, что станут великими людьми, великими живописцами. Станислав Заремба и сейчас считает себя великим художником. Несмотря на то что ему уже за пятьдесят и он реставрирует картины в магазине Фабиана Райцеса, он верит, что создаст нечто такое, что весь мир будет потрясен. Но Фабиан смеется над ним. Он не верит ни в себя, ни в Зарембу. Часто подходит к Станиславу, щекочет ему толстый живот и подмигивает:
— Эх, Сташу, Сташу…
Заремба не отвечает. Отодвигается, не допускает излишней фамильярности. Только поглаживает густые помещичьи усы, напоминая, кто он такой. В душе он знает: Фабиан и теперь смог бы написать что-то очень приличное, если бы захотел, но все равно Заремба смотрит на него свысока, как человек искусства на лавочника, и чеканит:
— Господин Райцес, вы мне за это не платите…
Фамилию Райцес он выговаривает, картавя и растягивая букву «р», очень сильно растягивая…
Фабиан поднимается на галерею и завешивает ковром верхнюю половину окна с венецианскими стеклами. Тщательно завешивает, проверяет и, убедившись, что из дома напротив ничего не видно, учтиво просит:
— Сташу, будь добр, заткни замочную скважину, вон вата лежит…
Заремба не двигается с места. Он знает: если Фабиан завешивает окно, значит, предстоит грязное дело — скопировать какую-нибудь дорогую картину, и он не спеша чистит кисти терпентином и ничего не отвечает. Фабиан спускается и сам затыкает замочную скважину в двери. Потом расстилает на полу холст, рассматривает опытно нанесенные пятна и кивает Зарембе подкрученным усом:
Исроэл-Иешуа Зингер (1893–1944) — крупнейший еврейский прозаик XX века, писатель, без которого невозможно представить прозу на идише. Книга «О мире, которого больше нет» — незавершенные мемуары писателя, над которыми он начал работу в 1943 году, но едва начатую работу прервала скоропостижная смерть. Относительно небольшой по объему фрагмент был опубликован посмертно. Снабженные комментариями, примечаниями и глоссарием мемуары Зингера, повествующие о детстве писателя, несомненно, привлекут внимание читателей.
Имя Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944) упоминается в России главным образом в связи с его братом, писателем Исааком Башевисом. Между тем И.-И. Зингер был не только старшим братом нобелевского лауреата по литературе, но, прежде всего, крупнейшим еврейским прозаиком первой половины XX века, одним из лучших стилистов в литературе на идише. Его имя прославили большие «семейные» романы, но и в своих повестях он сохраняет ту же магическую убедительность и «эффект присутствия», заставляющие читателя поверить во все происходящее.Повести И.-И.
Роман замечательного еврейского прозаика Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944) прослеживает судьбы двух непохожих друг на друга братьев сквозь войны и перевороты, выпавшие на долю Российской империи начала XX-го века. Два дара — жить и делать деньги, два еврейских характера противостоят друг другу и готовой поглотить их истории. За кем останется последнее слово в этом напряженном противоборстве?
После романа «Семья Карновских» и сборника повестей «Чужак» в серии «Проза еврейской жизни» выходит очередная книга замечательного прозаика, одного из лучших стилистов идишской литературы Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944). Старший брат и наставник нобелевского лауреата по литературе, И.-И. Зингер ничуть не уступает ему в проницательности и мастерстве. В этот сборник вошли три повести, действие которых разворачивается на Украине, от еврейского местечка до охваченного Гражданской войной Причерноморья.
В романе одного из крупнейших еврейских прозаиков прошлого века Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944) «Семья Карновских» запечатлена жизнь еврейской семьи на переломе эпох. Представители трех поколений пытаются найти себя в изменчивом, чужом и зачастую жестоком мире, и ломка привычных устоев ни для кого не происходит бесследно. «Семья Карновских» — это семейная хроника, но в мастерском воплощении Исроэла-Иешуа Зингера это еще и масштабная картина изменений еврейской жизни в первой половине XX века. Нобелевский лауреат Исаак Башевис Зингер называл старшего брата Исроэла-Иешуа своим учителем и духовным наставником.
«Йоше-телок» — роман Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944), одного из самых ярких еврейских авторов XX века, повествует о человеческих страстях, внутренней борьбе и смятении, в конечном итоге — о выборе. Автор мастерски передает переживания персонажей, добиваясь «эффекта присутствия», и старается если не оправдать, то понять каждого. Действие романа разворачивается на фоне художественного бытописания хасидских общин в Галиции и России по второй половине XIX века.
Роман «Призовая лошадь» известного чилийского писателя Фернандо Алегрии (род. в 1918 г.) рассказывает о злоключениях молодого чилийца, вынужденного покинуть родину и отправиться в Соединенные Штаты в поисках заработка. Яркое и красочное отражение получили в романе быт и нравы Сан-Франциско.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881 — 1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В девятый том Собрания сочинений вошли произведения, посвященные великим гуманистам XVI века, «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского», «Совесть против насилия» и «Монтень», своеобразный гимн человеческому деянию — «Магеллан», а также повесть об одной исторической ошибке — «Америго».
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В третий том вошли роман «Нетерпение сердца» и биографическая повесть «Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой».
«Заплесневелый хлеб» — третье крупное произведение Нино Палумбо. Кроме уже знакомого читателю «Налогового инспектора», «Заплесневелому хлебу» предшествовал интересный роман «Газета». Примыкая в своей проблематике и в методе изображения действительности к роману «Газета» и еще больше к «Налоговому инспектору», «Заплесневелый хлеб» в то же время продолжает и развивает лучшие стороны и тенденции того и другого романа. Он — новый шаг в творчестве Палумбо. Творческие искания этого писателя направлены на историческое осознание той действительности, которая его окружает.
Во 2 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли повести «Низины», «Дзюрдзи», «Хам».
Залман Шнеур (1887–1959, настоящее имя Залман Залкинд) был талантливым поэтом и плодовитым прозаиком, писавшим на иврите и на идише, автором множества рассказов и романов. В 1929 году писатель опубликовал книгу «Шкловцы», сборник рассказов, проникнутых мягкой иронией и ностальгией о своем родном городе. В 2012 году «Шкловцы» были переведены на русский язык и опубликованы издательством «Книжники». В сборнике рассказов «Дядя Зяма» (1930) читатели встретятся со знакомыми им по предыдущей книге и новыми обитателями Шклова.Лирический портрет еврейского местечка, созданный Залманом Шнеуром, несомненно, один из лучших в еврейской литературе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман «Улица» — самое значительное произведение яркого и необычного еврейского писателя Исроэла Рабона (1900–1941). Главный герой книги, его скитания и одиночество символизируют «потерянное поколение». Для усиления метафоричности романа писатель экспериментирует, смешивая жанры и стили — низкий и высокий: так из характеров рождаются образы. Завершает издание статья литературоведа Хоне Шмерука о творчестве Исроэла Рабона.
Роман нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера (1904–1991) «Поместье» печатался на идише в нью-йоркской газете «Форвертс» с 1953 по 1955 год. Действие романа происходит в Польше и охватывает несколько десятков лет второй половины XIX века. Польское восстание 1863 года жестоко подавлено, но страна переживает подъем, развивается промышленность, строятся новые заводы, прокладываются железные дороги. Обитатели еврейских местечек на распутье: кто-то пытается угнаться за стремительно меняющимся миром, другие стараются сохранить привычный жизненный уклад, остаться верными традициям и вере.