На чужой земле - [4]
— Неплохо я этот мешок состарил, а, Сташу?.. Классически, можно сказать…
Фабиан доволен своей работой. Он хорошо потрудился, холст и правда выглядит старинным. Фабиан обработал его разными кислотами, воском и терпентином. Сам черт не заметит, что холст состарен, и Фабиан удовлетворенно поглаживает усы под орлиным носом. Потом вынимает тюбики с красками, раскладывает кисти, большие и маленькие, широкие, узкие и совсем узенькие. Открывает баночки с терпентином и лаком, достает воск и жир, а сам все улыбается Зарембе:
— Какой сегодня ясный день, Сташу, лучше не бывает. Сам Бог велел поработать…
Заремба глядит на Фабиана и швыряет кисть на пол.
Когда Фабиан в первый раз предложил не только реставрировать, но и копировать картины, Заремба схватил под мышку коробку с кистями и заорал:
— Фабианку, Заремба тебе этого не спустит! Моя честь не позволит мне промолчать!
Фабиан заволновался. Запахло полицейским участком. По кривой ухмылке стало видно, что он задумался. Однако размышлял он недолго. Встав перед Зарембой, Фабиан пристально посмотрел на него, как смотрел на своего кота. Заремба не выдержал взгляда. Через несколько секунд опустил глаза и стоял, не зная, куда девать руки. А Фабиан, успокоившись, сказал с улыбочкой:
— Завтра придешь пораньше, Сташу. После полудня солнце уже не то…
Назавтра Заремба пришел пораньше, как велел Фабиан.
Заремба знает, что и в этот раз все сделает. Мутным взглядом он следит за Фабианом, ловит каждое движение. Он видит пронзительные черные глаза, лихо закрученные кверху усы. Нагибается за кистью и цедит сквозь зубы:
— Иуда… Иуда чертов…
А Фабиан смотрит ему в лицо, улыбается, поводит горбатым носом, который, кажется, сейчас залезет ему в рот, и ласково говорит:
— Не хмурься, Сташу… Сегодня у нас Рубенс, настоящий Рубенс. А он был человек с юмором… С хорошим юмором…
3
Фабиан сидит возле витрины, раздувает через трубку огонь и внимательно смотрит то на золото, которое плавятся тигле, то на голубоватое пламя, танцующее перед глазами. Рядом примостился на кресле Пудель. Он испуганно следит за огоньком и чихает.
Фабиан привык все делать своими руками, что-нибудь чинить, мастерить. Он любит работать с золотом. Ему нравится смотреть, как оно плавится, течет, змеится, принимая ту форму, которую он хочет ему придать. Он забавляется, раздувая трубкой огонь, как мальчишка, что надувает соломинкой мыльные пузыри. Вот Фабиан подул, и пламя изгибается радугой, подул сильнее, и радуга вытягивается факелом. Фабиану кажется, что пламя живет у него внутри, а он выдувает его, когда захочет: захотел — выпустил на свободу, захотел — проглотил. Поэтому каждый раз, когда портится какая-нибудь вещица, цепочка рвется или кулончик ломается, Фабиан собирает кусочки золота, плавит и кует. Пудель вертит головой, машет ушами и чихает. Его пугает огонь, запах расплавленного металла щекочет ноздри. Он испускает утробное ворчание:
— Р-р-р-р… р-р-р-р…
— Потерпи, Пудель, — успокаивает его Фабиан. — Золото — вещество благородное, можно и потерпеть…
Пудель помахивает хвостом, задумавшись над словами хозяина, но тут звякает колокольчик, открывается дверь, и собака спрыгивает с кресла и заходится визгливым лаем. Пришел священник Генстый, ректор духовной семинарии. Вообще-то Пудель прекрасно его знает: семинария расположена по соседству, и священник часто заглядывает в магазин, но пса раздражают длинные полы его сутаны, и он лает на ксендза так же, как на еврейских лоточников, когда те заходят во двор. Фабиан берет собаку за ухо. Он притворяется рассерженным и говорит серьезным тоном:
— Тихо, ты, атеист! Совсем не уважаешь святого человека…
Священник подбирает полы, чтобы собака в них не вцепилась, и замечает:
— Каков хозяин, таков и пес…
Фабиан ухмыляется, ему пришла в голову отличная шутка. Он предлагает ксендзу присесть в кресло возле стола, а сам берет метелку из индюшачьих перьев, надевает шапочку, нечто наподобие ермолки, чтобы не запачкать волосы, и начинает сметать пыль со своего антиквариата. Не прерывая уборки, спрашивает:
— Профессор Генстый, а ты хоть знаешь, в чьем кресле сидишь?
Ксендз быстро встает и озирается по сторонам.
Он еще довольно молод, но кожа у него слегка дряблая, как у многих, кто занимается богословием, а глаза большие, светлые и несколько глуповатые. Ксендз любит старинные вещи. У него целая коллекция табакерок, янтаря и разных христианских реликвий. Он просто обожает при каждом удобном случае рассказывать молодым семинаристам, в каких краях он побывал, какие исторические места посетил. И теперь большими, ясными глазами он рассматривает старое обшарпанное кресло, изучает рваную обивку, из которой торчат пучки соломы и конского волоса. Переводит взгляд с кресла на Фабиана и обратно и нетерпеливо спрашивает:
— А, ну, ну, ну? И чье же оно? Чье?
Фабиан чистит метелкой бороду святого Матфея и спокойно отвечает:
— Пуделя, конечно, чье же еще? Его личное…
Священник Генстый растерян. Такого он не ожидал. Он таращит глаза, щеки вспыхивают, на лысине выступают капельки пота. Ксендз хочет сказать в ответ что-нибудь резкое. Он выпрямляется во весь рост, но Фабиан, обметая нос китайского божка, добавляет с невинным видом:
Исроэл-Иешуа Зингер (1893–1944) — крупнейший еврейский прозаик XX века, писатель, без которого невозможно представить прозу на идише. Книга «О мире, которого больше нет» — незавершенные мемуары писателя, над которыми он начал работу в 1943 году, но едва начатую работу прервала скоропостижная смерть. Относительно небольшой по объему фрагмент был опубликован посмертно. Снабженные комментариями, примечаниями и глоссарием мемуары Зингера, повествующие о детстве писателя, несомненно, привлекут внимание читателей.
Имя Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944) упоминается в России главным образом в связи с его братом, писателем Исааком Башевисом. Между тем И.-И. Зингер был не только старшим братом нобелевского лауреата по литературе, но, прежде всего, крупнейшим еврейским прозаиком первой половины XX века, одним из лучших стилистов в литературе на идише. Его имя прославили большие «семейные» романы, но и в своих повестях он сохраняет ту же магическую убедительность и «эффект присутствия», заставляющие читателя поверить во все происходящее.Повести И.-И.
В романе одного из крупнейших еврейских прозаиков прошлого века Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944) «Семья Карновских» запечатлена жизнь еврейской семьи на переломе эпох. Представители трех поколений пытаются найти себя в изменчивом, чужом и зачастую жестоком мире, и ломка привычных устоев ни для кого не происходит бесследно. «Семья Карновских» — это семейная хроника, но в мастерском воплощении Исроэла-Иешуа Зингера это еще и масштабная картина изменений еврейской жизни в первой половине XX века. Нобелевский лауреат Исаак Башевис Зингер называл старшего брата Исроэла-Иешуа своим учителем и духовным наставником.
После романа «Семья Карновских» и сборника повестей «Чужак» в серии «Проза еврейской жизни» выходит очередная книга замечательного прозаика, одного из лучших стилистов идишской литературы Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944). Старший брат и наставник нобелевского лауреата по литературе, И.-И. Зингер ничуть не уступает ему в проницательности и мастерстве. В этот сборник вошли три повести, действие которых разворачивается на Украине, от еврейского местечка до охваченного Гражданской войной Причерноморья.
«Йоше-телок» — роман Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944), одного из самых ярких еврейских авторов XX века, повествует о человеческих страстях, внутренней борьбе и смятении, в конечном итоге — о выборе. Автор мастерски передает переживания персонажей, добиваясь «эффекта присутствия», и старается если не оправдать, то понять каждого. Действие романа разворачивается на фоне художественного бытописания хасидских общин в Галиции и России по второй половине XIX века.
Роман замечательного еврейского прозаика Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944) прослеживает судьбы двух непохожих друг на друга братьев сквозь войны и перевороты, выпавшие на долю Российской империи начала XX-го века. Два дара — жить и делать деньги, два еврейских характера противостоят друг другу и готовой поглотить их истории. За кем останется последнее слово в этом напряженном противоборстве?
(англ. Mark Twain, настоящее имя Сэ́мюэл Лэ́нгхорн Кле́менс (англ. Samuel Langhorne Clemens) — знаменитый американский писатель.
Чарльз Джон Гаффам Диккенс (англ.Charles John Huffam Dickens; 1812—1870) — выдающийся английский писатель XIX века.
В заключительный, девятый, том вошли рассказы "Вещи", "Скорость", "Котенок и звезды", "Возница", "Письмо королевы", "Поезжай в Европу, сын мой!", "Земля", "Давайте играть в королей" (перевод Г. Островской, И. Бернштейн, И. Воскресенского, А. Ширяевой и И. Гуровой) и роман "Капкан" в переводе М. Кан.
В книгу вошли рассказы нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера (1904–1991), представляющие творчество писателя на протяжении многих лет. Эти произведения разнообразны по сюжету и тематике, многие из них посвящены описанию тех сторон еврейской жизни, которые ушли в прошлое и теперь нам уже неизвестны. Эти непосредственные и искренние истории как нельзя лучше подтверждают ставу бесподобного рассказчика и стилиста, которой И. Б. Зингер был наделен по единодушному признанию критиков.
В последний том Собрания сочинений Шолом-Алейхема включены: пьесы, заметки о литературе, воспоминания из книги "Еврейские писатели", письма.
В третий том серии «Утопия и антиутопия XX века» вошли три блестящих романа — классические образцы жанра, — «Гелиополис» (1949) Эрнста Юнгера, действие которого происходит в далеком будущем, когда вечные проблемы человека и общества все еще не изжиты при том, что человечество завоевало Вселенную и обладает сверхмощным оружием; «Город за рекой» (1946) Германа Казака — экзистенциальный роман, во многом переосмысляющий мировоззрение Франца Кафки в свете истории нашего столетия; «Республика ученых» (1957) Арно Шмидта, в сатирическом плане подающего мир 2008 г.
Залман Шнеур (1887–1959, настоящее имя Залман Залкинд) был талантливым поэтом и плодовитым прозаиком, писавшим на иврите и на идише, автором множества рассказов и романов. В 1929 году писатель опубликовал книгу «Шкловцы», сборник рассказов, проникнутых мягкой иронией и ностальгией о своем родном городе. В 2012 году «Шкловцы» были переведены на русский язык и опубликованы издательством «Книжники». В сборнике рассказов «Дядя Зяма» (1930) читатели встретятся со знакомыми им по предыдущей книге и новыми обитателями Шклова.Лирический портрет еврейского местечка, созданный Залманом Шнеуром, несомненно, один из лучших в еврейской литературе.
Роман «Улица» — самое значительное произведение яркого и необычного еврейского писателя Исроэла Рабона (1900–1941). Главный герой книги, его скитания и одиночество символизируют «потерянное поколение». Для усиления метафоричности романа писатель экспериментирует, смешивая жанры и стили — низкий и высокий: так из характеров рождаются образы. Завершает издание статья литературоведа Хоне Шмерука о творчестве Исроэла Рабона.
Роман нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера (1904–1991) «Поместье» печатался на идише в нью-йоркской газете «Форвертс» с 1953 по 1955 год. Действие романа происходит в Польше и охватывает несколько десятков лет второй половины XIX века. После восстания 1863 года прошли десятилетия, герои романа постарели, сменяются поколения, и у нового поколения — новые жизненные ценности и устремления. Среди евреев нет прежнего единства. Кто-то любой ценой пытается добиться благополучия, кого-то тревожит судьба своего народа, а кто-то перенимает революционные идеи и готов жертвовать собой и другими, бросаясь в борьбу за неясно понимаемое светлое будущее человечества.
Давид Бергельсон (1884–1952) — один из основоположников и классиков советской идишской прозы. Роман «Когда всё кончилось» (1913 г.) — одно из лучших произведений писателя. Образ героини романа — еврейской девушки Миреле Гурвиц, мятущейся и одинокой, страдающей и мечтательной — по праву признан открытием и достижением еврейской и мировой литературы.