На богомолье - [14]

Так вот какая уготована ей судьба!

«Это не грех. Господь велит помогать страждущим, и просить его милости не грех!» Теперь таинственный голос был тих и нежен, будто женский. Мария поверила ему, но слезы продолжали литься из глаз. Она взяла сына за руку, вывела на улицу, объяснила их положение.

— Я домой хочу! — заявил Сережа. Перспектива заделаться нищим ему не понравилась. Что, если каким-нибудь образом его увидят ребята из их городка? В школе задразнят, а Сереже хотелось приобрести там авторитет. — Не буду просить! — окончательно подтвердил он и, чтобы у матери не осталось сомнений в твердости его решения, с весьма независимым видом стал пинать носком камень вдоль дороги.

Мария вздохнула, повязала пониже платок и встала на обочине с протянутой рукой.

Сначала ей было стыдно, но потом на нее будто снизошла туманная пелена. «Я не ворую, не обманываю — просто прошу! — думала Мария сквозь эту пелену. — Добрые люди всегда должны помогать слабым, за это им отпускаются грехи!» Но то ли мало было кругом добрых людей, то ли не были они греховодниками, но рука у Марии оставалась пустой. Потом розовая пелена с ее глаз как-то сама собой спала, и она увидела перед собой Сережу, хнычущего, что он хочет есть, а через минуту возле них остановился сияющий даже под слоем пыли автомобиль.

Впечатление на Марию это произвело такое же, как если бы вдруг с неба к ней спустилась колесница с самим Ильей-пророком.

Передние дверцы машины с обеих сторон раскрылись, и наружу быстро вышли двое одинаковых роботоподобных мужчин в серых костюмах и встали возле задней дверцы, откуда через какое-то время медленно показались мужские ноги в лакированных ботинках и серых носках. Затем Мария увидела отглаженные темные брюки в полоску, радужно заиграл на солнце малиновый галстук, а уж над всем этим великолепием в последнюю очередь возникло худощавое, чуть обрюзгшее лицо. Следом из завизжавшего тормозами микроавтобуса высыпались гурьбой журналисты с блокнотами, операторы с камерами и ведущие теленовостей с микрофонами. Вся толпа обступила важного господина, который, прочищая на ходу горло, обратил внимание на Марию.

— Вот перед нами простая женщина, — указал он на нее журналистам. — Давайте спросим, откуда она приехала и счастлива ли от того, что совместные усилия многих организаций предоставили ей возможность увидеть нашу замечательную икону.

Штук семь микрофонов уставились Марии в лицо. Дружно застрекотали камеры. Сережка спрятался за спину матери.

Колени у Марии внезапно задрожали. «Вот оно! — подумала она. — Ну уж теперь не трусь! Ведь я знала, что Боженька поможет, вот помощь и пришла!»

— Да, я счастлива, что приехала сюда! — звонким, дрожащим от волнения голосом сказала Мария. Видеокамеры нацелились на нее. — Но я не видела еще иконы, хотя мечтала о ней всю долгую дорогу! В пути у нас случилось несчастье! Дочка попала в больницу, ей сделали операцию, и теперь мы с сыном не знаем, что нам делать и куда идти! И еще… — Мария помолчала, собираясь с силами. — У нас совсем не осталось денег…

Важный господин с неудовольствием поморщился:

— Зачем же приехала, если икону еще не видала!

Так же медленно, как выходил из машины, он развернулся и погрузился в нее обратно. Охранники аккуратно закрыли за ним дверцу и сели на свои места. Толпа операторов и журналистов кинулась в микроавтобус. Только одна молодая женщина с микрофоном еще спросила у Марии напоследок:

— Какую операцию сделали вашей дочери?

— Аппендицит у нее… — Мария растерянно смотрела на разбегающуюся толпу.

— Ну, аппендицит — это неинтересно, ничего особенного… — заметила журналистка. — Вот если бы рак, или беременность в восемь лет, или еще что-нибудь особенное… — Она стала быстро сматывать микрофон. Через полминуты на дороге не осталось ни одной машины, и только клубы пыли указывали на то, что все это Марии не привиделось. Сережка выступил из-за спины матери и стал теребить ее за подол.

— Мам, ты видела, какая у этого дядьки машина? Это же настоящий «роллс-ройс»! А ведь, наверное, такие в игрушечных магазинах продаются! — Он с восхищением смотрел вслед уже невидимой шумной кавалькаде.

— Что это здесь было? — Властный голос вдруг послышался у Марии за спиной. Это Анна Ивановна, фельдшер, закончив дежурство, зашла по дороге в продуктовый магазин, а теперь возвращалась домой.

Мария, от всего происходящего потерявшая дар речи, только махнула рукой. В глазах у нее была такая бездна отчаяния, что Анна Ивановна не могла проследовать мимо.

— Знаешь что? — сказала она, машинально отламывая Сережке половину хлебобулочного изделия, известного у местного населения под названием «хала». — Пойдем со мной. У себя я тебя поселить не могу, а вот спросим-ка у соседа. Он мужичок пожилой, одинокий, хоть на вид и не очень приятный, но ты его не бойся. Может, он тебя пустит на постой. Ну а ты его отблагодаришь, чем сможешь — перестираешь ему бельишко, да в огороде сорняки прополешь. Пошли!

Марии было все равно, куда идти, поэтому она молча перекрестилась и поклонилась Анне Ивановне. Сережке тоже было все равно. Огромными кусками откусывая булку, он пребывал в сладостных мечтах. «Интересно, какая та машина изнутри? Наверное, с телевизором, а может, даже с компьютером», — размышлял он. Так они и пошли гуськом по дороге. Впереди, будто ледокол, плыла Анна Ивановна, за ней робко переступала по пыли больными ногами Мария, а уж последним замыкал шествие до ужаса чумазый Сережа.