На боевом курсе - [14]
Приказываю дать задний ход. «Хоть бы снова не запутаться на этой, уже смертельно опасной глубине, где каждый метр погружения создает для лодки угрозу быть раздавленной силой забортного давления».
Приказываю дать самый полный ход вперед. Команда быстро выполняется. Но произошло что-то неладное. Лодка опять ткнулась носом в сеть, не прорвала ее, потеряла ход и стремительно уходит на глубину, тонет… По всем отсекам проносится неимоверной силы треск. Впечатление беспорядочной винтовочной стрельбы в замкнутом стальном корпусе. Палубный железный настил трещит и выпирает под ногами. «Слезы» заструились в местах соединения забортной арматуры с прочным корпусом… Еще секунда, и все было бы кончено… Но приказ об аварийном продувании группы систерн и команда «самый полный ход назад» выполнены мгновенно: лодка медленно всплывает.
Итак, сеть непреодолима. Энергоресурсы неумолимо истощаются.
Что же теперь делать? Неужели все кончено?
У меня возникло еще одно, кажется самое последнее, решение. Приказываю мичману Иванову собрать ручные гранаты и открыть артиллерийский погреб.
За бортом слышатся взрывы, и сверху над нами с шумом проходят корабли противника. Это они сбросили малые бомбы, да к счастью, и на сей раз мимо…
Скоро в люке кормовой переборки центрального поста показалась голова мичмана Иванова.
— Гранаты собраны, товарищ командир, — тихо, сдерживая волнение, доложил он и протянул в отсек руки. В руках у него по две зеленых армейских ручных гранаты.
— Откройте крышку артиллерийского погреба, — приказал я.
Иванов крикнул в центральный пост и проворно отдраивает крышку погреба. Смычков и Щекин вопросительно смотрят на гранаты и на меня, как бы пытаясь прочесть на моем лице намерения. Заметив их взгляд, я говорю им:
— У нас нет возможности преодолеть преграду под водой, значит надо подойти к сети, внезапно для противника всплыть в неполное надводное положение и сделать последнюю попытку проскочить сеть над водой.
Используя внезапность нашего появления и неизбежное замешательство противника, мы откроем артиллерийский огонь по ближайшим кораблям и дадим полный ход вперед. Противник, разумеется, также будет вести огонь из всех видов оружия, в том числе и из пулеметов, стремясь уничтожить всех, кто окажется на мостике. Жертвы неизбежны. Но будет выиграно время. Во время перестрелки мы успеем пройти сеть и погрузиться, если, конечно, лодка не получит серьезных повреждений.
На случай, если мы не сможем погрузиться и противник попытается захватить нас в плен, я и дал приказание держать наготове артиллерийский погреб… Со всплытием я и часть, артрасчета выйдем наверх с ручными гранатами. Очень возможно, что придется нам вступить в рукопашную схватку. Две гранаты возьмите вы, Смычков. Вы бросите их в артиллерийский погреб по приказанию с мостика «взорвать корабль». Помощник командира будет находиться в рубке и, если меня убьют или тяжело ранят, он вступит немедленно в командование кораблем, — говорю и пристально смотрю в глаза Смычкову. Взгляд его чист и спокоен.
Он принимает гранаты и поспешно рассовывает их по карманам кожанки.
— Есть, ваше приказание будет выполнено! — спокойно и с какой-то необыкновенной решимостью отвечает он.
«Я не ошибся в выборе, Смычков выполнит мое приказание», — думаю я и смотрю на окружающих. Мне хочется видеть, как восприняли решение все остальные. Нет никаких сомнений, что каждый человек в центральном посту слышал все, о чем я говорил намеренно громко, но все делают вид, что заняты только своим делом, ничем внешне не выдавая беспокойства. Только Зубков, сидевший попрежнему у открытой переборки центрального поста, все время пристально смотрит на меня до тех пор, пока мы не встречаемся взглядами. Тут он низко опускает голову и начинает старательно вычерчивать гвоздем какой-то бессмысленный вензель на краске переборочного комингса.
Признаться, этот взгляд несколько смутил меня. Мне кажется, что он, да и другие товарищи, не решаются, но хотели бы спросить меня: нет ли другого, более надежного и менее рискованного выхода? «В самом деле, — думаю я, — люди нашего экипажа привыкли исполнять все приказания командира. Они, не колеблясь, исполнят и последний приказ: погибнут все как один смертью героев, хотя об этом, быть может, никто и никогда не узнает. Просто где-то в официальном документе будет отмечено, что подводная лодка по неизвестным причинам не вернулась с моря… И как смогут узнать наши товарищи, что мы дорогой ценой отдали свои молодые жизни и до последнего вздоха были верны Родине, большевистской партии и великому Сталину, вырастившему и воспитавшему нас. Как смогут узнать родные о том, что их скромный сын в последнюю минуту своей жизни совершил подвиг, отдав жизнь за Родину? Да, это все так, но нужна ли сейчас жертва? Нет ли другого решения? Ведь эти люди, деловито готовящиеся принять героическую смерть, быть может, под командованием другого, более полноценного командира, чем я, еще способны совершить великие дела»…
Хотя все необходимые приказания отданы, из головы не выходит мысль — все ли продумано, взвешено, учтено.
Герой Советского Союза вице-адмирал В. Г. Стариков в годы Великой Отечественной войны — от начала ее до победы — был на действующем флоте. В первые годы войны он командовал подводной лодкой на Северном флоте, прошел с нею славный боевой путь, не раз экипаж лодки был на грани гибели, но всегда с честью выходил из сложных испытаний.О боевых эпизодах, о товарищах — отважных моряках Северного флота — рассказывает автор в своей документальной повести.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.