На берегу зеленого моря, у подножия желтых гор - [19]

* * *

Очнулся я уже в палате с таким ощущением, что проспал целую вечность. Зато чувствовал себя на удивление хорошо и легко — так бывает, когда сильно устанешь, а потом вволю выспишься. Впрочем, я, наверное, зря назвал то помещение палатой. Комната, только без обычной мебели. Только стеклянная тумбочка рядом с кроватью и вешалка у дверей. Сквозь большое окно лился солнечный свет. Лился роскошными волнами. Я так засмотрелся, что уже начало казаться: вот-вот и вплывет в комнату на этой волне желтый „Чибис“. Под своей правой рукой, прямо на стене, я нащупал кнопку звонка. Может, я и впрямь больной? А если позвонить — войдет симпатичная молодая медсестра… Я позвонил. Но мечта о медсестре развеялась, не успев оформиться: вошел широкоплечий мужик в белом халате. Подозрительн осмотрел меня, хмыкнул и вышел. И вот тогда вошла медсестра. Но не молодая и красивая, а уже околопенсионного возраста и в огромных, слоновых, очках. — Ну, больной, как себя чувствуем? — она села на край кровати и посмотрела на меня сквозь толстенные линзы. — Как чувствуете себя вы, я не знаю, а что касается меня, то нормально, — пробурчал я. Настроение у меня несколько испортилось. — Начинаете капризничать. Но лечению лекарствами это не поддается. Прогулки, свежий воздух… Вид у нее был такой, будто разговаривала сама с собой, а я присутствовал в качестве мебели или, что наиболее вероятно, звукозаписывающего устройства. Странно, она рассуждает о том, какой вид лечения для меня наиболее предпочтителен. Значит, не медсестра это, а врач. Значит, еще не все потеряно! С этой мыслью в голове я перевернулся на бок и снова уставился в окно. Впрочем, примерно через полчаса разглядывание в окне силуэтов птиц мне наскучило. На вешалке висела моя одежда, так что я встал, оделся, подошел к тому же окну. Скорее всего, частная клиника где-то за городом. Очень уж вид типичный, прямо как в книгах — маленький парк с парой-тройкой скульптур, лужайками, белыми дорожками и — главное! — высоченным бетонным забором по периметру. Я позвонил еще раз. Вошла та же дама в слоновых очках, вопросительно уставилась на меня. — Можно я… на улицу выйду? Лицо ее смягчилось. — Можно. И правда, куда я отсюда денусь? Кроме забора наверняка все здесь нашпиговано охраной. Как-то не хочется нарываться на пулю. „У тебя-то и души нет…“ Я не придумал ничего лучшего, чем просто сесть на скамейку. Хватит ходить, в ногах правды нет… Лучше осмотреться. Может быть, так можно узнать что-нибудь важное. Странно, но я не заметил ни одного больного. Сама клиника наверняка принадлежит тем, на кого работает Савва и все остальные. Кого же они затаскивают сюда? Смертников? Я посмотрел на закрытые полотнами жалюзи окна. — Вижу, наши усилия не оказались напрасными. Хотя бы частично. Рядом сел Савва. И откуда он взялся, как я мог его не заметить? — Учти, два лучших гипнота чуть было не отдали жизни, когда вытаскивали тебя оттуда, — сказал он. — Но лично мне это по барабану. Я сам прибью тебя, если будет нужно. Это понятно? — Куда уж понятнее. А что такое гипнот? Савва пожевал губами, пронзая меня взглядом. — Слушай меня. Мы ценим хороших сотрудников. Мы щедро благодарим их. Безбедная жизнь — вот, что ожидает тебя, если согласишься работать с нами. Заметь, я не говорю: „На нас“. Ну? — Где Федор и Оксана? Савва плюнул. Кажется, я начинаю раздражать его. Интересно, чего я добиваюсь? Чтобы он прострелил мне голову прямо здесь и сейчас? — Разговор сейчас о тебе. — Где Федор и Оксана? — упрямо повторил я. Савва сжал кулак. — Да нет никакого Федора, идиот! И никакой Оксаны тоже! Это все тебе засунули в голову специально, чтобы привести сюда! — А почему нельзя было просто приехать и бросить в машину? — сказав эти слова, я почувствовал, как что-то обрушилось у меня внутри. Пришло понимание: ничего не было… Бред… Я так и знал, знал это с самого начала… Савва шумно вздохнул. — Ты был для нас идеальной кандидатурой. Разочаровавшийся в жизни неудачник — жена шлюха, дочь шлюха. Вначале мы хотели просто выбросить кого-нибудь вместо тебя из окна, но гипноты давно сидят без работы. А это недопустимо. Вот мы и решили разыграть небольшой спектакль. С болью в сердце я вспомнил желтые горы, берег с крабом, Катерину. Потом — путешествие на корабле и Чибиса с его плащом. Эти люди профессионалы. Раскопали в душе, чего ей не доставало и подали на блюдечке с голубой каемочкой. При этом обильно полили то ли соусом, то ли сиропом. — Что теперь? — Теперь ты должен согласиться. — А это… — я с удивлением уставился на шею Саввы; ничего там не висело, никаких душ. — Тоже гипноз? — Душа? Конечно. Где ты видел, чтобы душу носили на шее? Тебе нужно время, чтобы подумать? — Какой смысл? Если мне судьбой предначертано принять именно ЭТО решение, то неважно, когда это случится. Я глубоко вдохнул и задержал воздух. Все смешалось. Оказывается, весь тот мир, полный дивных красок и мелодий, вертелся вокруг меня одного. Я пришел туда по чьей-то прихоти. И по его же прихоти все рухнуло, рассыпалось кровавым песком. Как я могу забыть это?.. — Нет! — Нет? — Савва удивленно уставился на меня. — Ты что, не понял? У тебя сейчас два варианта выбора: жизнь или смерть. Да — жизнь, иначе смерть. — Я понял. Нет. Савва замолчал, а я поднял лицо к небу. Остается только ждать приведения приговора в исполнение. — Знаешь, — Савва кашлянул, так что я услышал в его голосе новую для меня нотку неуверенности. — Знаешь, какой спектакль разыграли в свое время для меня? Создали мир, в котором нет даже намека на насилие. Там ни у кого не хватило бы жестокости даже на то, чтобы отпустить шутливую оплеуху. Я ведь был на войне. На самой, пожалуй, жестокой из всех войн… На одной из самых жестоких. Сначала — Афганистан, куда я попал еще мальчишкой по меркам взрослых. Сколько мне там было?.. Лет двадцать, может, чуть больше… Я до сих пор помню, как умирал мой друг. Он был на полтора года младше, его дома ждали родители, десятилетний брат и девушка. Он был таким веселым… и он до самого конца не верил, что все то происходило на самом деле… Мои руки так тряслись, что шприц постоянно выпадал из пальцев. Я пытался сделать ему укол, но ничего не выходило и я в кровь искусал губы, пока, наконец, проткнул иглой кожу. Но… было уже поздно. „Это не может произойти со мной, — говорил он, — с кем угодно, только не со мной, это все… понарошку“. Я, помню, чуть не умер, услышав это слово. А когда его взгляд уже остекленел, он произнес: „Наверное, я подхватил какую-нибудь заразу и брежу. Сделайте мне промывание и дайте антибиотиков“. И умер. Я выжил. Ты себе даже представить не можешь, как это страшно. И вернулся домой, но там натолкнулся на глухую стену. Потом была Чечня. Туда я пошел уже по собственному желанию, потому что ничего не хотел больше, чем отомстить проклятым ублюдкам. ОНИ построили для меня мир, в котором нет насилия, и я сломался. — Ты убьешь меня? — спросил я после долгого молчания. Савва откинул полу пиджака, вынул пистолет из кобуры, протянул его мне. — Убей лучше ты меня. Тебе все равно нечего терять. Я почти всю жизнь пытаюсь задавить в себе эти воспоминания. Но роднику суждено найти выход на поверхность. И он уже нашел его. Знаешь, я вот сейчас сижу и думаю, что живу совершенно зря. Я не посадил дерева, не построил дома, у меня так и не было детей. Я не написал книги и не нарисовал картины. Зачем я живу? И тут еще пришлось вспоминать все это… А это, знаешь, невозможно… Эта рана не заживает. Как ты думаешь, смогу я жить дальше? Смогу, но что это будет за жизнь? Я трус, я не хочу… Савва покорно склонил голову и замер в ожидании. Я почувствовал, как затуманился рассудок. Господи, за что мне это? За что мне такие испытания? Зачем отбрасываешь от себя твоего же сына? И зачем ставишь перед таким выбором? Этот человек глубоко несчастен, война сломила его, как ломает ветер хрупкое деревцо. Вот оно — милосердие, избавлять страждущих от мук… Я огляделся по сторонам. Никого. Никто не смотрит за мной в окно. Даже птицы притихли и облачко закрыло диск Солнца. Великие небеса, что же вы делаете?.. Я спутил курок. И тут же отвернулся, чтобы не видеть. Только услышал, как грузно упало тело. Теперь — бежать. Ворота закрыты. Я в ярости ударил кулаком по металлической створке. Вверху — большая прямоугольная щель, в нее можно пролезть, если взобраться наверх… Сдирая кожу с ладоней, я пополз по стене, цепляясь за немногочисленные выемки. Наконец, ухватился за верхний край стальной створки, перевалился на ту сторону. Оказывается, клинику окружает еще один парк, но находится она не за городом, а почти в самом центре. Психиатрическая лечебница. Петляя переулками, я побежал прочь, в глубь городских лабиринтов. Страх не отступал ни на шаг…