На берегу великой реки - [42]

Андрюша и Лушка были уже за околицей. Гроза их не настигнет.

Черная туча надвинулась на солнце, плотно закрыла его. Сделалось темно. На головы бегущих упали первые капли крупного, спорого дождя. Вспыхнула молния. Небо будто раскололось пополам. Оглушительный грохот потряс землю.

Вот и деревня. Ребята один за другим скрывались в своих избах. Коля спешил к лазейке. Стоит только нырнуть в нее – и гроза не страшна.

Опять сверкнула молния. На этот раз совсем рядом. Яркий голубой свет на секунду ослепил глаза. Коле показалось, что от оглушительного грохота сад закачался. Мальчик невольно присел. А грохот покатился дальше, к Волге, к Бабайскому монастырю.

Пробраться сквозь мокрые кусты нетрудно. Все равно нет ни одной сухой ниточки на теле. Ничего, ничего! Осталось сдвинуть доски и пролезть в сад. Но что это? Они не поддаются. Наплотно заколочены гвоздями. Значит, отец обнаружил лазейку. Какая досада!

Спрятав корзину под кустом, Коля стал карабкаться на забор. Скользко, нет опоры ногам! Все ладони исцарапал. Наконец, он в саду. Ноги сами несут к крыльцу дома. И вдруг сквозь шум дождя ему послышался слабый стон. Коля остановился. Стон доносился откуда-то из соседней аллеи. Должно быть, молния кого-то поразила.

Потоки дождя хлынули еще сильнее. Заманчиво звало к себе крыльио. Там, дома, – сухое белье, теплое одеяло, чай с вареньем. Соблазн был большой. Но Коля повернул в ту сторону, откуда долетал стон. Разве можно было оставлять без помощи оказавшегося в беде человека!

И вот он в соседней аллее. Не сон ли это?

Он протер глаза. Видение не исчезало – под дождем, прижавшись спиной к дереву и уронив голову на плечо, стояла мать. Платье ее плотно прилипло к телу. С растрепавшихся волос лились струйки воды.

– Мамочка! – стремительно бросился к дереву Коля. – Мамочка!

Елена Андреевна вздрогнула и подняла голову:

– Мой мальчик, мой дорогой мальчик, – прошептали ее посиневшие губы.

Коля крепко обнял мать обеими руками, словно стараясь прикрыть ее своим телом от этого неистового проливного дождя, от сверкающих зеленых молний, от грозно рокочущего грома.

– Что случилось, мамочка? Почему вы здесь? Идемте домой! – Коля потянул ее к себе. Но она даже не сдвинулась с места. Тут только он заметил, что руки ее закинуты назад и привязаны к дереву. Еще тревожнее забилось его сердце. Смутная догадка мелькнула в сознании. Он торопливо начал развязывать веревку. Узел затянулся. В отчаянии Коля вцепился в него зубами. Секунда, и веревка свалилась. Мать свободна. Она бессильно опустилась на сырую землю.

Новый удар грома потряс сад. Елена Андреевна мгновенно поднялась.

– Домой! Скорее! – возбужденно повторяла она, будто очнувшись от сна. Глаза ее лихорадочно блестели, длинные волосы рассыпались по плечам, в туфлях чавкала вода. Мать похожа была сейчас на утопленницу, которую только что вытащили из холодного темного омута.

– Мамочка! Что случилось? Что? – снова спросил Коля, но она молча увлекала его вперед.

На крыльце стояла заплаканная, в сбившемся повойнике няня. Она повалилась на колени:

– Прости меня ради Христа, матушка-барыня! Не могла тебе помочь. Строго-настрого он запретил. На «девятую половину» послать грозился.

– Встань, встань, нянюшка! – срывающимся голосом произнесла Елена Андреевна. – Я все знаю, все понимаю. Ты не виновата…

Когда Коля переоделся, няня принесла ему горячего молока.

– Беспременно выпей, родименький, – сказала она, – не то лихоманка привяжется.

Но до молока ли ему! Что ж все-таки произошло с матерью? Как она оказалась под грозой, привязанная к дереву? Конечно, это сделал отец. Никто другой в доме не мог так поступить. Но за что, за что такое ужасное наказание? В чем она провинилась перед ним?

Охая и ахая, крестясь и плача, няня рассказала обо всем, что произошло. А было это, по ее словам, так.

Не успел Коля уйти в лес, как Алексей Сергеевич явился в комнату матери.

– Где этот сорванец? – резко спросил он. – Хочу поговорить с ним.

Мать, скрывая волнение, ответила, что разрешила детям погулять. Они скоро вернутся.

– Разрешила? – топнул ногой Алексей Сергеевич. – В этом доме только я могу разрешать. Пора бы это знать, сударыня!

Мать промолчала. Но Алексей Сергеевич продолжал возмущаться:

– До чего дело дошло! Мои сыновья возжаются с подлым отродьем. И все ты, ты разрешаешь!

Елена Андреевна робко возразила:

– Дети есть дети. Все одинаковы.

– Ах, вот оно что! Так-то ты Николку воспитываешь! Ну, подожди, я тебе покажу, – и отец, больно ухватив Елену Андреевну за руки, потащил ее за собой в сад.

На крыльце стоял староста. Он пришел за обычными распоряжениями по хозяйству.

– Веревку! – крикнул ему Алексей Сергеевич. – Быстрей!

Староста растерялся. Какую веревку? Зачем она нужна? Но попробуй спроси барина, когда он в таком гневе.

На глазах удивленного старосты Алексей Сергеевич привязал жену к стволу старой липы. Елена Андреевна не произнесла ни слова. Она знала, что и упрашивать, и кричать о помощи бесполезно. Никто не посмеет пойти наперекор…

Началась гроза. Алексей Сергеевич, должно быть, забыл о жене. Он пьяно выкрикивал какие-то угрозы, хрипло пел солдатскую песню: