На берегу великой реки - [41]

– А я, ребята, ухватил все же яблочков, – хвалился Савоська.

– Эх, а у меня всего одно осталось. И то червивое, – сожалел Кузяха. – Все повыбрасывал…

Но вот грибы разобраны и аккуратно уложены. В корзинах стало просторнее. Еще не один гриб поместится.

– Хочешь, я тебе помогать буду? – забыв, что Коля недавно смеялся над его козляком, предложил Кузяха. – У меня глаз наметанный. Чуть гляну – все грибы передо мной.

– Зачем? – возразил Коля. – Мы сами наберем. Не маленькие!

– Ты мне помоги! – послышался плаксивый голос Митьки. – У меня мало.

– Еще чего! – сердито откликнулся Кузяха. – Проваливай, брат. Я лучше Савоське отдам. У него матка болеет.

Митька обиженно засопел носом:

– А я тятьке скажу. Ты яблоки у барина воровал…

Эх, задать бы этому Митьке хорошую трепку! Но рук не хочется пачкать. И Кузяха только погрозил ему кулаком:

– Скажи, попробуй! Узнаешь у меня, почем фунт изюму!

Шумная ватага с криком и смехом покинула поляну.

Через полчаса лукошки полным-полны.

Ребята и Митьку пожалели: насовали ему в корзину доверху грибов. Пускай только не хнычет.

Вышли на широкий луг. По краям его приветливо качали своими головками ромашки. Словно здоровались с ребятами. Задорно поднимали кверху головы-щеточки высокие стебли тимофеевки.

Вдали паслось стадо. Коровы на удивление были похожи одна на другую. Чуть не все они черные с белыми мордами. А вокруг глаз – черные круги, как большие очки.

– Пошли, ребята, к Алеше, – предложил Коля. – Ему, наверно, скучно без нас.

Всей оравой двинулись на пастбище. Встречай, Алеха, друзей, рассказывай, как живешь-можешь! А он словно еще меньше стал. Загорелое лицо его совсем с кулачок. Он босиком, в пестрой рубашке без пояса. На голове изрядно потрепанная войлочная шляпа с узкими полями. За спиной – длинный, извивающийся, как змея, кнут.

Дед Селифонт сладко храпел под кустом, подняв к небу седую, похожую на льняное повесмо[8] бороду. Алеша – полновластный хозяин стада. Он шумно щелкал кнутом и деловито, явно подражая Селифонту, покрикивал:

– Куда? Куда попорола? Я те, глазастая!

Ребята уселись поодаль от спящего Селифонта.

– Дай мне кнутика, Алеха, – попросил Савоська, – я попасу малость, а ты посиди спокойненько.

В душе Алеша рад такому соблазнительному предложению. Кнут донельзя надоел ему, как вот эти, гудящие над стадом, назойливые, больно жалящие слепни. Но надо же немного поартачиться.

– Не могу! – приняв важный вид, отвечал он. – Кто за стадо в ответе? Я! А потом, неровен час, ты еще глаз себе кнутом выхлестнешь. Отвечай тогда за тебя.

– Это я-то себе глаз выхлестну? – возмутился Савоська. – Да я так хлопну, что тебе ни в жизнь. Хочешь покажу?

Взяв кнут, Савоська вытянул его во всю длину, занес правую руку назад и сделал решительный рывок. Точно выстрел, прозвучал удар кнута. Даже Селифонт дернулся во сне бородой и забормотал что-то невнятное. Вот так Савоська! Не зря, выходит, похвалился. Алеше, конечно, так не щелкнуть. Силенки не хватит.

Лушка сплела венок из ромашек, примерила себе на голову – в самый раз!

– Может, тебе его, Алешенька, подарить? – лукаво спросила она.

– Зачем мне? Я не девчонка, – смутился Алеша.

Отчаянно хохоча, Лушка кружилась вокруг Алеши. Сорвав с него шляпу, она набросила на него свой венок. Голова у мальчугана маленькая – венок повис на шее. Алеша не снял его: пусть Лушка позабавится. Что с нее взять – девчонка!

А солнце пекло невыносимо. От слепней прямо никакого отбоя нет. Они словно ошалели: как иголками, кололи спину, руки, ноги.

– Вот жалят, проклятущие, хуже осы! – бранился Кузяха, отмахиваясь ольховой веткой.

– Это они к дождю! – уверенно сказал Ми-шутка, у которого дедушку зовут ведуном за то, что он все приметы знает. – Дождь будет.

Коля посмотрел на горизонт. Там тянулись бычки.[9] Но что тут страшного? Покапает немножко – и все. Можно под елкой отсидеться.

В эту минуту со стороны Волги явственно донесся глухой гул. Будто кто-то громадным кнутом хлопнул.

– Никак гром? – насторожился Савоська, зорко следивший до этого за коровами.

Гул повторился. Откуда-то вырвался ветер, пролетел над головами ребят, пригнул макушки молоденьких берез, сорвал с них несколько листочков и увлек за собой. Низко, почти касаясь кустов, с писком пронеслись узкокрылые ласточки.

– Гроза будет! Бежим домой! – заторопилась встревоженная Лушка.

Раздумывать было некогда. Лушка права: скорей в деревню! Коля поднял с земли лукошко. Тяжеленько! С ним далеко не ускачешь.

– Беги вперед! – приказал он брату. – А я догоню.

Признаться, Андрюше не очень-то хотелось отделяться от ребят, но Коля сердито глянул на него:

– Беги! Нам-то что, мы – здоровые. А ты промокнешь – опять в постель.

– Бежим вместе, – предложила Лушка, – я на ногу легкая.

А с запада неудержимо надвигалась темная, с седыми закраинами туча. Снова ударил гром.

Коля оглянулся назад: маленькая фигурка Алеши с ромашковым венком на шее сиротливо стояла на том же месте. Из-под куста вылез, озабоченно поглядывая на тучу, заспанный Селифонт.

Между тем ребята уже выбрались на большую дорогу. Бежать стало легче. Впереди завиднелось Грешнево. Показался запасный амбар, стоящий у самого края селения. Крыша его поросла зеленым мхом.