На берегу незамерзающего Понта - [6]

Потом, позже, они завтракали на кухне. В их доме на лимане была большая кухня с огромными окнами, в которые лился яркий свет, чуть приглушенный сейчас светло-лимонными шторами, и большущий обеденный стол, на который Галка стелила белую скатерть и ставила чайник с чаем посередине, а возле присутствующих — кружки с забавными лошадками и жокеями в цветочном орнаменте по бокам. Еще были омлет, салат и сырники с абрикосовым вареньем и сметаной. И шоколадные конфеты из маленькой кондитерской на Ришельевской, откуда их всегда привозила Полина, когда собиралась домой (или в гости, как теперь понять?), зная, что мать обожает именно эти и никакие другие. Любовь к сладкому — семейная черта. За сладкое Татьяна Витальевна могла продать душу. Но губа была не дура, и Татьяна Витальевна предпочитала конкретику. Конкретику в шоколаде.

— На следующей неделе приедешь? — спрашивала она, отправляя в рот очередной кусок омлета, пока Галка ставила на стол тарелку с сыром и колбасой. Должность кухарки давно уже стала весьма условной. Компаньонка, подруга, член семьи. С Зориными она переживала взлеты и падения вот уже больше семнадцати лет.

— Нет, — Полина отрицательно качнула головой, уплетая за обе щеки все, что было на столе. — У Стаса планы.

— На тебя планы? — уточнила Галка, усмехнувшись.

— На нас.

— На вас! — хмыкнула кухарка и сосредоточилась на намазывании масла на хлеб. Мать тихо рассмеялась и придвинула к себе чашку, потянувшись к конфетам. Она ела быстро, быстрее всех, несмотря на регулярное ворчание своей «сожительницы». Все и всегда было у нее на ходу. Но сейчас, пока Полинка была дома, все внимание сосредоточивалось на ней, а не на исчезающих из вазочки трюфелях. Мать же теперь искоса поглядывала на дочь, продолжая прятать улыбку, а потом вдруг предложила:

— Вот и перенесли бы со Стасом свои планы к нам. Или он такой занятой, что и за город не выехать никак?

Полина замялась, вслед за матерью потянувшись за конфетами.

— Мы, как бы, и выедем… — проговорила она наконец.

— Даже так? — вскинула изящные брови Татьяна Витальевна.

— Чего ты удивляешься?

— Нет, ничего… Ты не забудь предупредить, если он тебя замуж позовет, ладно?

— Я не собираюсь замуж, — хмыкнула Полька. — Не сейчас. Вот академию закончу…

— Во заливает! Прям как мой придурок, — выдала свою критическую оценку Галка, отвлекшись от процесса покрытия горбушки маслом. Галкин сын был ее главной болью. Мужику под сорок — все один. Если она и надеялась на внуков, то «хоть Таниных от Польки». Потому и продолжила увещевать: — Девушке главное замуж удачно выйти, Плюшка. Потом уже академии всякие. Но чтоб семья.

— Угу, — проворчала мать, — а потом стоять у плиты до конца жизни.

— Ой, ой! Я готовку люблю!

Татьяна Витальевна довольно зажмурила глаза и отпила чай из чашки.

— И это тоже самореализация, — сообщила она авторитетным тоном.

— Да выйду я замуж, — фыркнула Полька в сторону Галины. — Стас сказал, платье в Милане закажем. Вот!

Повисло молчание. Кухарка замерла, удерживая не донесенный до стола нож. Мать резко перевела взгляд на дочь. Рассматривала ее несколько секунд, пока не спросила с непонятно откуда взявшимися уставшими нотками:

— А поближе никак?

— Ма-а-ам, это ж только платье. Какая разница?

— Вот именно потому, что разницы никакой, не вижу преимущества миланских портних, над одесскими или там… николаевскими… Черт! — Татьяна Витальевна сняла очки и бросила их на стол, не обращая внимания на притихшую Галку, которая при всей своей массе резко слилась с окружающей средой, подобно хамелеону, с перепугу изменившему окрас. — У вас со Стасом настолько серьезно, что вы обсуждаете платья?

— У него статус. А у меня… — Полина что-то поискала на потолке, но определенно не нашла. Вернулась взглядом к родственницам — по крови и названным — и продолжила: — А у меня мечты.

— Ты сейчас о каких мечтах говоришь, Плюш? О платье или о мужчине?

— Мужчина у меня есть, а платье будет. Ну вот чего вы, а?! — Полина нахмурилась и обиженно откусила пирожок.

— Ничего, — привычно отмахнулась мать. — Мужчина, статус, Милан… Тебе двадцать лет, и ты студентка музыкальной академии. Почему, например, на юридический не пошла? Если статус?

— Так статус у Стаса, а не у меня! Зачем мне юридический?

— Действительно незачем. Впрочем, мне интереснее, зачем тебе Стас. На сколько он тебя старше? Лет на пятнадцать?

— На двенадцать, — буркнула дочь.

— Какое облегчение!

— Полька, а он точно не женат? — подала голос из своего окопа Галка, но тут же осеклась, едва ощутив на себе уставший взгляд хозяйки дома.

— Я вам в следующий раз ксерокопию его паспорта привезу.

— Не стоит утруждаться, себя хоть привези, мы скучаем, — вздохнула Татьяна Витальевна, объявляя мнимое перемирие, но следующим вопросом резко припечатала дочь к месту: — Ты его правда любишь, Поль? Вот этого мужика?

— Люблю! Вот люблю! — Полина насупилась, совсем по-детски обидевшись на мать. — Хороший он, добрый, не жадный. Чего мне его не любить?

— Любят не от противного, не находя поводов не любить, Поля. Любят — без-ус-лов-но.

— Да ладно вам, — отмахнулась Полина. — Вас не поймешь. То замуж надо, то любви безусловной. А у меня и то, и другое есть. Только любовь сейчас, а замуж потом. И платье из Милана!