На берегу незамерзающего Понта - [3]

Полина, довольно часто выбирающая в жизни нейтральную позицию, и теперь оказалась где-то между страждущими продолжения и непробиваемыми скептиками, упрямо продолжающими возмущенно зыркать на музыкантов.

Пока длилось импровизированное выступление, она расслабилась, оттаяла, даже прониклась незамысловатым реалити-шоу, разворачивающимся на ее глазах. Сопричастность ли сыграла с ней шутку, или музыка, составляющая часть ее жизни, привычно завладела ею, придавая окружающему миру яркие краски. Белоснежная пустыня степи за окнами взрывалась огненными искрами, синий заледенелый вагон расцвечивался вспышками спектра при каждом дружном хлопке.

Сразу вспомнилось, что сегодня Сочельник, праздник несмотря ни на что, и можно позволить себе поверить в чудо — сейчас одно-единственное на всех пассажиров чертового Рождественского рейса Киев — Одесса.

«Пусть мы наконец поедем, а?» — подумала Полина и ухватилась за спинку ближайшего сиденья, чтобы удержаться на ногах. Ее качнуло от того, что вагон резко дернулся, и пейзаж за окном стал медленно, но двигаться.

Желания сбываются.

— The show must go o-о-оn! — выдал напоследок Мирош и тренькнул гитарой — совсем рядом от нее. Пока остальные дурашливо кланялись, он оставался возле Полины и широко улыбался. Они все-таки заставили поезд тронуться — топотом и хлопками. Великая сила искусства, а его, как известно, победить нельзя. Мирош кивнул Полине и спросил: — Ну чего? Все сняла? Переснимать не будем? Если ради этого придется снова остановиться, им это не понравится.

— Даже если не все — переснимать не будем, — заявила она и протянула телефон парню.

Он забрал агрегат, а его пальцы, вновь скользнувшие по коже, теперь были теплыми. Поднял глаза. Остановил взгляд на ее лице — внимательный, навязчивый, возбужденный, еще не отошедший от «перформанса».

— У тебя волосы светлые? — вдруг выдал он.

— Не голубые, — улыбнулась Полина и попыталась обойти его с явным намерением расположиться на своем месте.

Мирош вместе с гитарой повернулся боком, пропуская ее. А когда она оказалась к нему спиной, спросил:

— Хочешь кофе? Может, у них там заработало в четвертом.

В четвертом вагоне располагалось кафе, где который час подряд из-за отключенного электричества простаивала без признаков жизни кофе-машина.

— Хочу!

— С молоком и сладкий?

— Сладкий и черный.

— Тогда я погнал, пока остальные не смекнули, — легко рассмеялся он и ломанулся к выходу из вагона, на полной скорости вручая инструмент своим приятелям. Тоже нахрапом, не давая себе труда притормозить — слишком долго стояли.

— Ну что? Цела? — поинтересовалась соседка, едва Полина вернулась в свое кресло. — Вообще, вы правильно сделали, с пьяными лучше не спорить, они слов не понимают.

— Да трезвые они, — усмехнулась Полина. — А вы прям как моя мама…

— Ну, если трезвые, то под чем-то. Ничего, скоро уже дом. Встречают-то?

— Конечно! — кивнула Полина.

— Вот и хорошо… от укурков всего ждать…

После этого последовал пространный монолог на тему того, как знакомую какой-то ее знакомой то ли изнасиловали, то ли убили наркоманы. Под мерное подрагивание состава звучало бы несколько раздражающе, если бы не волшебство, поселившееся в вагоне номер один в тот момент, когда странный парень, назвавшийся Мирошем, решил устроить праздник. И теперь этот праздник ощущался во всем. В улыбках и болтовне людей, в развеселых шумных разговорах активной компании, в голосе проводника, зашедшего сообщить, что в вагоне восстановлено электричество и можно зарядить севшие приборы. В бегущей строке, возвещавшей о температуре за окном и новом времени прибытия. И в метелице, разрезвившейся не на шутку. Белые пепелинки в воздухе мелькали, касаясь стекол поезда, который следовал на юг.

— Ваш кофе, Снежная королева! — донеслось до Полины, уставившейся в окно. Возле ее кресла стоял Мирош с двумя стаканчиками и пирогами на картонной переноске.

— Ты — Кай? — очень серьезно спросила Полина, не обращая внимания на предостерегающие знаки соседки, и потянулась за кофе.

— Нет, я обморожению сердца не поддаюсь. Тут занято? — он ткнул в кресло возле нее.

— Было свободно.

— Можно?

— Я же не проводник, — улыбнулась Полина.

— Тогда можно, — хмыкнул Мирош и уселся рядом, невзирая на рассерженно приподнятые брови Полинкиной визави. Поставил на столик провиант, придвинул к ней упаковку с пирогом и усмехнулся: — Я был первый. Уходил — такая очередь собралась. Грейся.

И тут же оба вздрогнули от оклика со стороны кресел, где продолжали балагурить его приятели:

— Мирош, ты это куда уже лыжи навострил!

— Мирош, ты ж инструмент отморозил!

— Вот так всегда, как играть, то вместе, как девок клеить — Мирош сам!

— Ванёк, вернись, мы все простим!

Мирош в голос рассмеялся, сжал кулак, демонстративно помахав им в их сторону. Улюлюканья это не прекратило, но постепенно оно само стихло.

— Прости, они всегда такие буйные. Бывает стыдно на люди выводить.

— А я думала, это от экстремальных условий, — проговорила Полина и с удовольствием отхлебнула горячего кофе.

— Это от отсутствия мозга. Ты домой едешь? Или погулять?

— Домой. Погуляла.

— Мы тоже домой. Работали… Ну, выступали, — Мирош пригубил напиток, зажмурился от удовольствия и зашелестел упаковкой от пирога. — Теперь еще пару раз в Одессе отыграть и до весны тишина, если ничего не придумаем. Учишься?