На берегу Днепра - [12]

— Это вы? — растерянно протянул он.

— Я, — ласково улыбнулась она.

— Прошу познакомиться, — пробасил Архип Петрович. — Это, — он положил на плечо Сидорова свою широкую ладонь, — наш лучший слесарь Алеша Сидоров, а это моя дочь Анюта. Она тоже с моторами дело имеет… Прошу к столу!

Все еще неловко себя чувствуя, Сидоров уже хотел было спросить директора, в честь чего все это он затеял, но тут в комнату вошла его жена. В руках у нее было большое блюдо с румяно зажаренной уткой.

— А вот и виновница сегодняшнего торжества! — громко объявил Архип Петрович.

— Как! — удивился Сидоров. — Вся эта затея ради…

— Совершенно справедливо! — пробасил Архип Петрович. — Коллективно вы подбили эту утку, коллективно и закусим. Ну, ваше здоровье, молодые охотники!

…Цвели сады. Старик Листопадов снова ждал к себе в гости дочь. Ждал ее и Алексей Сидоров. Он уже любил эту девушку, и жизнь без нее стала тусклой, неполной. Втайне он уже подумывал сделать Ане предложение, но не хватало слов и смелости.

Анна тоже скучала без Алексея. И чем больше она получала от него писем, тем все больше и больше ей хотелось видеть его, говорить с ним. В середине июня она взяла отпуск и снова приехала к отцу. Вместе с ней, по пути домой, заехала погостить и ее подруга Ирина Барышева.

Ане очень хотелось показать ей Алексея, познакомить их, но когда они шли со станции и она увидела у ворот МТС улыбнувшегося ей Сидорова, она сделала вид, что не узнала его. Причиной тому был, как ей показалось, слишком жалкий вид Алексея; он был весь в грязи, лицо его было забрызгано отработанным маслом, и ей вдруг стало стыдно перед подругой, что парень, о котором она много рассказывала, всего лишь простой слесарь. «Познакомлю их вечером», — подумала она.

«Отвернулась, сделала вид, что не узнала меня», — решил Сидоров. Незаслуженная обида заставила его взволноваться. «Для меня она больше не существует», — подумал он.

Но не так-то просто было для Сидорова забыть Листопадову. Истосковавшаяся душа тянулась к ней, жаждала встречи с любимой.

Неспокойно было на сердце и у Листопадовой. Она знала, что жестоко обидела Алексея, но в то же время ей не хотелось в этом признаться. И все-таки она пошла к нему домой.

Разговор не клеился. Алексей был непривычно сух и молчалив. Стесненно чувствовала себя и Анна. Ей хотелось, как и прежде, быть ласковой, нежной, но ничего из этого у нее не получалось.

— Ты прости меня, Алеша! — тихо сказала она. — Это был ложный стыд. Я признаюсь…

Алексей круто зашагал по комнате, потом остановился против Листопадовой, строго посмотрел ей в лицо и сказал:

— Никогда не думал, чтобы ты, дочь потомственного рабочего, могла стесняться спецовки рабочего.

— Не надо! — взмолилась Анна. — Не надо таких слов.

— Но ведь это же правда. И вообще нам больше не следует встречаться.

— Алеша!

— Ты для меня больше не существуешь.

Аня заплакала и выбежала из дому.

Он вышел вслед за ней и пошел в пристанционный буфет. Он просидел за столиком до глубокой ночи. Потом его привели домой, уложили спать. Спал Алексей долго, до самого обеда, а когда встал и вышел на улицу, то узнал, что началась война. А еще через сутки Сидорова призвали в армию. Его остригли, одели в красноармейскую форму и отправили на фронт.

С тех пор прошло два с лишним года.

Многое повидал и передумал за это время Сидоров, но Аню не забыл.

3

Еще до вылета в тыл противника Захарчуку сообщили, что в районе Яблоновского леса, в одном из населенных пунктов, его встретит человек по фамилии Кауров — преподаватель немецкого языка из районной средней школы, местный житель.

И вот они встретились. Высокий, статный, с открытым взглядом больших умных глаз, Антон Кауров сразу же понравился Захарчуку. Они разговорились, и вскоре командир бригады имел уже ряд весьма ценных сведений о передвижении сил противника в районе предстоящих действий. Однако использовать эти данные ему не пришлось. Из штаба фронта приняли радиограмму. Намеченные действия по захвату плацдарма в этом районе временно отменялись. От парашютистов требовали теперь рейдовых налетов на близлежащие гарнизоны, обозы и колонны противника.

Захарчук тут же вызвал к себе Черноусова и приказал ему выделить роту для засады по ту сторону гнилого болота, что раскинулось по соседству с Яблоновским лесом. Это болото хорошо известно десантникам и особенно маленькому Кухтину. Отсюда он уже дважды вел наблюдение за проезжавшими по дороге немцами, здесь его чуть было не убили.

Однажды — это было ранним утром — к противоположному берегу болота подъехало пять верховых. Немцы спешились и, отпустив подпруги, подвели лошадей к воде. Лошади пили вонючую воду нехотя, громко фыркая своими широкими ноздрями. Тогда один из немцев начал легонько подсвистывать, как это делают наши коноводы.

— Ишь, сволочь, свистит еще! — иронически заметил Василий Будрин.

— Я б ему, паразиту, свистнул, так бы сразу ноги кверху задрал! — зло ответил второй номер Уваров.

— Нельзя, брат. Приказано пока не трогать их, — возразил Будрин и вдруг, непонимающим взглядом уставившись на своего помощника, тихо спросил: — Мне кажется или на самом деле кто-то поет?