На берегах Гудзона - [58]

Он положил карточку в карман и, погруженный в размышления, посмотрел в окно. По садовой дорожке скользила какая-то тень, в которой О’Киффе тотчас же узнал Винифред. Он поспешно погасил свет и подошел к окну.

Куда она спешит? Вдруг ему пришло в голову, что в противоположном конце сада находится глубокий пруд, и мурашки поползли по его спине. Возможно ли, что Винифред, доведенная до отчаяния, хочет искать успокоения в холодных водах этого пруда? Нет, она возвращается и медленно идет по направлению к дому.

Разве кто-то вошел в комнату? Почему вдруг стало так светло? На противоположной стене мерцает слабый голубой луч, становящийся все ярче и наполняющий комнату голубым светом.

Глаза О’Киффе напряженно следили за лучом, скользящим по комнате и побеждающим мрак. Он снова повернулся к окну: на него глядела темная, безутешная, холодная декабрьская ночь. О’Киффе посмотрел на стены: нет нигде ни малейшего отверстия, через которое бы мог проникнуть свет. Лучи проникали сквозь толстую оштукатуренную стену, как будто они были из стекла. Какой-то смутный инстинкт удерживал О’Киффе в неосвещенной части комнаты. Когда свет усилился, О’Киффе почувствовал, что какая-то необычайная свежесть охватывает его тело: казалось, что кровь быстрее течет в его жилах, кожа горела, как это бывает при быстрой ходьбе в морозный солнечный день.

Его мозг работал быстрее и отчетливее, чем обычно. О’Киффе вспомнил, что такие же ощущения он однажды испытывал после того, как вспрыснул себе морфий. Такая же ясность мысли, такое же ощущение силы, такое же чудесное чувство легкости, невесомости. Он принялся наблюдать за игрой лучей на стене. Сам того не замечая, он вытянул правую руку и на нее упал голубой луч. В то же мгновение свет исчез; в комнате снова стало темно.

О’Киффе протянул руку для того, чтобы зажечь электрическую лампу, при этом с ужасом заметил, что не может шевельнуть пальцами. Он с трудом зажег свет левой рукой. Его правая рука была совершенно парализована и бела как мел. Он прикоснулся к пальцам; рука была холодна, как лед, но кровь тотчас начала снова циркулировать. Пальцы приняли обычный вид, и он получил способность двигать рукой.

О’Киффе тяжело опустился в кресло подле письменного стола. Не сошел ли он с ума? Не приснилось ли это ему? В нем заговорила ирландская кровь — быть может, существуют действительно какие-то таинственные силы, злые духи, которые преследуют людей.

Шум проехавшего автомобиля вернул его к действительности. Он быстро поднялся и отправился в комнату к Винифред.

— Вы мне разрешите курить? — спросил он. — Я немного взволнован. По всей вероятности, на меня повлияли воспоминания, связанные с этой комнатой.

Он зажег папиросу и, к стыду своему, заметил, что руки его дрожат.

— Теперь, мисс Кардиф, я хотел бы вас попросить чистосердечно ответить мне на несколько вопросов. Хорошо?

Прекрасные карие глаза открыто взглянули на него.

— Само собой разумеется. Ведь, вы — наш единственный друг.

— Скажите, не замечали ли вы в этом доме чего- нибудь необычайного, не слыхали вы необъяснимых шумов?

Слабая улыбка появилась на ее лице.

— Вы спрашиваете так, как будто этот, построенный по последнему слову техники, дом — старинный ирландский замок, в котором обитают привидения.

— Я не шучу, — возразил он серьезно. — Припомните, пожалуйста.

Мисс Кардиф на минутку задумалась и затем ответила:

— Нет. Почему вы спрашиваете?

Не обращая внимания на ее вопрос, О’Киффе продолжал:

— Вы никогда не видели таинственных фигур, не были свидетельницей необычайных явлений? Никогда? — Он делал ударения на каждом слове. — Не видели таинственного света, цветных лучей?

Она взглянула на него так, как будто усомнилась в его умственных способностях.

— Нет, никогда. Но почему, собственно, вы задаете такие странные вопросы?

— Просто так; репортер, ведь, всегда задает вопросы.

Он ласково посмотрел на Винифред; она была такой хрупкой. Казалось, что она без посторонней помощи не сумеет перенести горе, выпавшее ей на долю.

— Нет ли у вас каких-нибудь родственников, которые могли бы погостить у вас некоторое время? Вам не следует оставаться одной.

Она покачала головой.

— Мой отец был единственным сыном, и у моей матери тоже как будто не было родных. Она никогда ничего не рассказывала о своей семье, и я даже не знаю, жив ли кто-нибудь из ее родственников.

— Кто стоит во главе ваших заводов?

— Джон Гей, наш химик. Вы с ним знакомы?

— Да, я встречался с ним несколько раз. Он производит приятное впечатление, но он страшно необщителен.

— Нет, он очень милый. Я его мало знаю, но он мне понравился с первого взгляда. Я надеюсь, что и в дальнейшем он останется во главе наших заводов. Я просила его зайти ко мне для того, чтобы обсудить положение вещей. Я, ведь, совершенно неопытна в делах.

— Я должен идти. Попытайтесь выспаться этой ночью; вам необходим покой. Если ничто не помешает, я навещу вас завтра.

О’Киффе в каком-то странном состоянии вышел на улицу. Как будто что-то удерживало, не давало уйти. Что должен был означать виденный им таинственный голубой свет; — свет, проникающий сквозь стены? Он обошел вокруг дома, внимательно осмотрел каменные стены и убедился в том, что они сложены из самого обыкновенного красного кирпича. И он медленно пустился в обратный путь.