На берегах Гудзона - [109]

Ночь. Черная, ароматная, душная тропическая ночь. Гремят цепи. Мост между адскими островами опускается.

Горят фонари.

На большом острове, возле моста, стоят человек тридцать мужчин; они жмутся друг к другу как стадо баранов. За ними караульные с револьверами в руках.

Караульные покрикивают на людей, бьют их нагайками, когда те замедляют шаг.

Человеческое стадо не оказывает ни малейшего сопротивления; никто не произносит ни слова. Люди покорно переносят пинки и удары и быстро идут вперед, устремив пустые взоры в пространство.

Когда они проходят мост, их окружает новый караул и загоняет в большое каменное здание.

В ярко освещенной комнате стоит человек. Он тщательно осматривает каждого из прибывших, оттягивает веки, смотрит зрачок. Лицо его передергивается, он беспрестанно кусает губы, судорожно сжимает руки. Его большие лихорадочно горящие глаза пылают жестокой ненавистью.

— Идемте, доктор, — тормошит его один из вооруженных револьверами людей. — Сейчас подымут мост.

Врач идет за ним; как только он сходит с моста на большой Адский остров, мост подымается снова. Врач скрывается во мраке. Неслышно, крадучись, следует за ним стража.

Врач направляется не к своей хижине; он идет мимо большого фабричного здания, подымается на холмик и звонит у дверей белой виллы.

Несмотря на поздний час, гостиная, ярко освещена. Два хорошо одетых, упитанных господина играют в карты.

Врач входит.

— Мне нужно поговорить с вами, мистер Лэй.

Старший из двух бросает на него изумленный взгляд:

— Вы, Соммервиль? Так поздно? Неужели вы не можете подождать до утра?

— Нет, я не могу ждать ни одного часа, ни одной минуты. Я больше не вынесу этого. Я должен уехать.

— Вы подписали пожизненный договор, — холодно возражает Лэй.

— Я больше не вынесу этого, я схожу с ума. Отпустите меня.

— Вы подписали договор.

— Я не знал в чем дело. Меня обманули. Вы не имеете права задерживать меня. Через десять дней снова прибудет пароход; я знаю, ведь нам нужен новый материал. — Соммервиль мрачно улыбнулся. — Старый износился. Сегодня опять вывозили мусор. С этим пароходом я уеду.

— Вы не уедете.

— И когда я вернусь домой, — закричал молодой врач вне себя от волнения, — я выведу вас на чистую воду! В Америке было немало скандалов, но такого она еще не знала. — Он глубоко вздохнул. И с каким удовольствием я прочитаю в газете, что…

— Что доктор Герберт Соммервиль приговорен к двадцати годам тюремного заключения, — с саркастической улыбкой перебил его Лэй.

Соммервиль смертельно побледнел. Глаза у него полезли на лоб.

— Негодяй, подлая собака!! — кричал он вне себя от гнева. — Преступление, за которое грозит мне тюрьма, благороднее каждого вашего поступка.

— Закон придерживается другого взгляда, — усмехнулся Лэй.

— Закон!! Если бы у меня был роскошный особняк, если бы я был знаменитым врачом, если бы ко мне ходили ваши надушенные и наштукатуренные жены и дочери, если бы я, «помогая» им, ограждал от позора «благородные» семьи, тогда правосудию не было бы никакого дела до меня. Но я был маленьким, незаметным врачом на Боуэри, и явилась ко мне несчастная женщина, которая не знала, как прокормить своих пятерых детей и которой угрожал появлением шестой…

— Закон приравнивает ваше преступление к убийству, — равнодушно перебил его снова Лэй.

— Допустим, назовем это убийством. Но кто убийца? Женщина, для которой величайшее счастье обращается в проклятье из-за того, что вы обрекаете на голод и ее и не рожденного еще ребенка? Врач, который хочет избавить человека от голода и нужды, который хочет спасти отчаявшуюся женщину от рук какой-нибудь бабы, которая искалечит ее навсегда? Или вы, строители этих порядков, при которых плодородие становится проклятием, вы — защитники этой системы, вы…

— Не волнуйтесь, мой юный друг. Какой смысл! Вы живете на Адском острове, — он насмешливо подчеркнул это название, — и проживете здесь до конца своих дней. Я советую вам не смотреть на вещи так трагично. Вы действительно можете помешаться, а жаль было бы.

— Да и ваши упреки лишены всякого основания, Соммервиль, — вмешался в разговор второй господин, до сих пор молчавший. — Вы здесь очень хорошо устроились, живете в отличном домике, хорошо питаетесь, работы у вас немного; всякий другой на вашем месте был бы чрезвычайно доволен.

— Но я человек, а не дикий зверь. Я не могу видеть, как…

— К тому же вас никто не заставлял подписать договор, — заметил Лэй.

— Вы приставили мне револьвер к виску. Что мне оставалось делать? Я был молод, я только начал практиковать. Вся жизнь была впереди. Я был помолвлен, я собирался через два месяца жениться. Тут вы явились. И какой черт выдал вам мою тайну? И вы, Лэй, положили на стол проклятый договор и предоставили мне на выбор: подписать договор или сесть на скамью подсудимых. Двадцать лет тюремного заключения! Вы весьма ярко описали мне тогда эту перспективу. С другой стороны, очень невинно звучавшее предложение: поселиться в качестве врача на этом острове в вашем «имении», — он горько улыбнулся. — Мне было двадцать пять лет, и в молодом оптимизме я не мог поверить, что я должен будут всю жизнь провести на острове. Я подписал договор, — он сжал кулаки и продолжал сдавленным голосом: — и приехал сюда на Адский остров.