На белом свете. Уран - [90]

— Я хотел спросить… где спички… А вы подумали… — всхлипывал где-то в углу Кутень.

Меланка включила свет и, размахивая сломанным ухватом, вытолкала Дмитра на середину хаты.

— Спичек ему треба! Разве я их в пазухе ношу? Я тебе как засвечу, так света божьего невзвидишь!

Меланка помахала ухватом и, наверное, для завершения воспитательной работы еще раз огрела Кутня по плечу.

— А теперь, сучий сын, ложись спать и чтобы утром ухват был исправный!

Засыпая, Кутень подумал, что лучше бы он лежал сейчас на дне Русавки…

Утром Меланка и словом не обмолвилась о ночном происшествии, и Дмитро был ей за это благодарен. Он долго возился с ухватом, не решаясь зайти в хату. Меланка позвала его завтракать. Стол был застлан белой скатертью, на ней — нарезанный свежий хлеб, лук, яичница.

— Садись. — Меланка поставила бутылку самогонки и налила две чарки. — Выпьем на прощанье, Дмитрий Васильевич.

— На какое прощанье? — не понял Кутень.

— На ваше. Позавтракайте и идите с богом, — уже обращалась на «вы».

— Куда?

— Куда сами знаете. Ешьте, ешьте. Вот я уже и ваши вещи сложила, — указала на чемодан.

— Но я же вам платил исправно, Меланка… А за вчерашнее извините, пьяный был…

— Не знаю, но я вам не прощаю… Считаете, что если вдова, то не человек? Я семнадцать лет была верной своему убитому Гнату… Лезли многие… и с погонами, и с портфелями, и наши с кнутами… И такие, как вы… Лезли, но вторично никто не переступал порога моей хаты… Я их ненавижу всех и вас тоже… После моего Гната только один человек мне сказал ласковое слово… Плохой, маленький человек, и я полюбила его, женатого. Теперь от него ребенка ношу… Закусывайте, Дмитрий Васильевич. — Меланка придвинула сковородку с яичницей.

— Я не хотел оскорбить вас, Меланка.

— Я вам еще два рубля должна, возьмите. — Меланка положила деньги. — Позавтракаете, закроете хату и ключ под стреху спрячьте… И еще вам скажу: если с людьми придется жить, то не ставьте себя выше, а кого-то ниже, потому что все люди одинаковые, только судьбы разные… Вы вот на агронома выбились, тато ваш — на директора, а мой Гнат голову сложил. И он мог быть агрономом… Гнат меня в обиду не дал бы…

Меланка говорила спокойно, будто не о себе, а о ком-то другом. Разве мог знать Кутень, что эти мысли уже давно оплаканы ею в тысячах ночей? Теперь они ушли в прошлое. Им на смену родились новые тревоги и надежды.

Меланка попрощалась, взяла тяпку и пошла в поле. Кутень закрыл хату, спрятал чемодан в хлеве и, трусливо озираясь по сторонам, направился к конторе колхоза…

Он подчеркнуто уважительно здоровался со встречными, шел, прижимаясь к заборам, будто не хотел никому мешать ходить по земле.

Целый день ходил Дмитро из бригады в бригаду, не находя дела. Чувствовал на себе недобрые взгляды людей: наверное, уже все знали о вчерашнем бюро.

Вечером Коляда созвал правление и огласил, что через неделю колхоз начинает жатву. Дмитро сидел в углу возле дверей и безразлично слушал, о чем говорили трактористы и шоферы. Семен Федорович прочитал план, график уборки и сдачи хлеба государству и спросил:

— У кого есть замечания?

— У меня, — послышался голос Гайворона. — Кто это писал?

— Как кто? — удивился Коляда. — Товарищ Кутень и бухгалтер. А что?

— Разве мы соберем хлеб за двенадцать дней? — обратился к присутствующим Платон. — В этом плане концы с концами не сходятся.

— Мы ориентируемся на районные сроки, — заметил Коляда. — План согласован.

— С кем, с трактористами? Нас же никто не спрашивал. Пусть Кутень объяснит, как он думает справиться при односменной работе комбайнов.

— Расскажи ему, Кутень, — буркнул Коляда.

Кутень растерянно глянул на Семена Федоровича — мол, что вам от меня надо, и после долгого молчания сказал:

— Не составляли мы никакого плана…

— Как не составляли? — У Коляды передернулось лицо.

— Мы просто переписали прошлогодний план, — пояснил Кутень.

Все рассмеялись.

— Ну и дела…

— Этот план уже лет десять переписывают.

— Режь, Кутень, правду-матку…

— А ему что? Он до самого рождества жатву распишет…

Коляда подхватился со стула и набросился на Кутня:

— Безобразие! Не потерплю! Я буду ставить вопрос… На каждом шагу меня подводят! Записываю выговор Кутню и Горобцу!

— Запишите и себе, Семен Федорович, — выглянул из-за чьей-то спины Горобец. — Вы же сами сказали, что эти планы пишутся для районного начальства.

— Я так о начальстве не говорил! — запротестовал Коляда.

— Надо нам кончать эту комедию, — сказал Макар Подогретый, обращаясь к Коляде. — Я предлагаю заслушать на партийном собрании отчет председателя колхоза, а план составить новый, и не для района, а для нас всех.

— Что вы меня отчетами пугаете? — вскипел Коляда.

— Мы не пугаем, а хотим, Семен Федорович, чтобы вы поняли: спокойной жизни вам не будет. Вы не князек, которому все сходит с рук, а мы не ваши подданные, — сказал Макар. — А то получается, что только вы идете в ногу, а вся рота нет…

Коляда закрылся в своем кабинетике и долго мерил шагами скрипучие половицы. Да, Макар Подогретый сказал правду: не будет спокойной жизни. Когда-то его слово было законом, он был непогрешимым хозяином и судьей… Но не прошло и года, как одна за другой начали ломаться ступеньки, по которым он с таким трудом добирался к руководству. Если б не Гайворон, то никогда бы не подпилили их Снопы да Мазуры, а Макар Подогретый своими руками поддерживал бы лесенку…