На белом свете. Уран - [89]

— Не надо мне ваших денег! Подавитесь вы своими деньгами!

— Что? — заморгал поросячьими веками Кутень.

— И это заберите! И это! — Дмитро швырнул на стол кожаную куртку с «молниями», сорвал с себя нейлоновую рубаху.

— Ой, сыноче-ек! — заголосила мать.

— Вы… вы… подлые! — Дмитро схватил старую фуфайку и выбежал из хаты.

Он пересек шлях, чтоб не догнал Коляда, и пошел тропинкой через поля ржи… Но вот она выбежала из ржи и запетляла через свекловичное поле. Замигали сосенские огни.

Дмитро решил зайти по дороге к Гайворону. Он ему расскажет о своей жизни, об отце, о Коляде… Если Платон захочет, то Дмитро может при всех людях попросить у него прощения. С родителями теперь он порвет навсегда. Только бы Стешка согласилась выйти за него замуж. Он заберет ее и поедет к морю… Устроится матросом на корабль дальнего плавания, и Стешка будет его ждать… А Стешке он скажет, что его вынудили засвидетельствовать на бюро неправду. Она поймет…

Дмитро подошел к хате Гайворона, но переступить порог не осмелился. Куда-то исчезли все слова, которые он хотел сказать Платону, а ноги будто увязли в земле. В хате кто-то пел. Низенький грудной голос выпрашивал у судьбы любви. Дмитро на цыпочках подошел к окну и заглянул в комнату. В сумрачном отблеске телевизора он увидел замершие фигуры людей, а на экране — тоненькую девушку с огромными глазами и широким ртом. Девушка ходила между столиками, за которыми сидели молодчики в черных костюмах и притворялись, что это их очень интересует. Дмитру показалось, что если девушка ступит еще один шаг, то обязательно упадет с экрана на руки Савки Чемериса, который сидел ближе всех. Но девушка хрипло прошептала длинное «а-а-а-а-а» и, подморгнув Савке, остановилась.

— Кто-то стоит под окном. Пригласи, пусть заходит, — сказала Наталка Платону.

Платон, перешагивая через сморенные дневными походами тела Васьковой гвардии, вышел на подворье.

— Кто здесь?

— Это я, Кутень…

— Что, Коляда подослал?

— Нет, я к тебе… поговорить…

— Я с подлецами не разговариваю.

Дмитро отступил на шаг и окунулся спиной в ветвистый куст душистых роз. Сотни колючек впились в тело, но у него не было сил пошевельнуться.

— Будешь бить? — прохрипел Дмитро и закрыл лицо фуфайкой, которую держал в руках.

Платон вырвал фуфайку:

— Ты чего корчишь из себя дурачка?

— Я не хотел… не хотел… Меня заставили. Меня отец бил. — Кутень все еще держал руки перед собой. — И ты меня, Гайворон, бей. Бей! Только выслушай. Я не хотел. Я испугался…

— Эх ты! — Платон бросил ему фуфайку и вернулся в хату. Как неприкаянный блуждал Кутень ночными улицами села.

Его пугали люди и освещенные окна. Увидев хлопцев и девчат возле сельсовета, он перескочил через канаву и, сбивая с картофельной ботвы росу, побежал к Русавке. Мокрый, без фуфайки, в рваной рубахе, Дмитро вскарабкался на высокий каменистый берег, по скалам добрался до обрыва. Внизу, в гранитных глыбах, пенилась Русавка.

Один шаг — и все кончится… Завтра найдут растерзанное тело Дмитра, и тогда Гайворон пожалеет, что не выслушал его. Приедет отец и будет ползать на коленях. Он виноват, что его сын вырос подлецом, трусом и безвольным слизняком. А что будет со Стешкой? Кто-то другой будет целовать ее…

Дмитро подошел к обрыву и вздрогнул: скалы в темноте напоминали сказочные чудовища, холодом дохнула река. Стало жутко. Он присел на четвереньки и отполз от обрыва. Дальше, дальше от этого страшного места, где притаилась смерть. Почему он должен умереть? Зачем? Да плевать ему и на Гайворона, и на Коляду, и на отца! Он будет жить. Жить! Будет целовать Стешку… Он станет моряком. Пусть тогда посмотрит на него Гайворон. Пусть позавидуют ему все… Быстрее отсюда… Меланка сейчас накормит его теплыми блинами.

Меланка открыла Дмитру двери и отшатнулась:

— Где это ты так вывозился?

— Был в поле… Роса…

Пока он умывался, Меланка поставила на стол ужин, — глиняную миску с блинами и сметану. Кутень выпил рюмку водки и рассмеялся:

— Живой!.. Ха-ха-ха…

— Сдурел. — Меланка сняла с вешалки платок. Она лишь сейчас заметила, что стояла в одной рубашке.

Уплетая блины, Кутень пожирал глазами заметно пополневшую Меланку. У нее были пышные груди и почему-то подозрительно выдавался живот… «Сейчас еще выпью водки и подойду к ней, обниму… Как хорошо быть живым! Нет, пусть она пойдет в ту комнату, а я приду. Не прогонит… Никто ж не узнает…» Ему так хочется женского тепла…

Кутень слышал, как Меланка, что-то шепча, укладывалась спать. Сердце бешено билось в груди Дмитра, пересохло в горле. Он выключил свет и подошел к дверям… «Ну, смелей. Ты же мог быть мертвым, а сейчас живой… Плюй на все и радуйся жизни…» Застучало в висках, перехватило дыхание, и Кутень упал на кровать к Меланке.

— Ой! — вскрикнула она и прикрылась подушкой.

— Это я, Меланка… Замерз, погреться хочу, — холодные пальцы дотронулись до ее бедер.

— Уйди, стервец!

Меланка соскочила с кровати и выволокла Дмитра на кухню. Прежде чем он опомнился, молодица схватила ухват и огрела им перепуганного насмерть квартиранта.

— Ах ты, слепой щенок! Да я ж тебя в узел завяжу и на помойку выкину! — И опять ухватом — хрясть. Сломался.