На белом свете. Уран - [211]

— Надо, Фросинка…

— Девушки, будьте мужчинами, — сказала Клава и отдала Алексею чемоданы.

Широкая дорога с бетонными брустверами для тротуаров на обочинах привела их в Выдуб. Собственно, в городе была только одна широкая улица с пятиэтажными домами, просторными дворами и хлипкими деревцами, посаженными осенью. В одном из домов был «Гастроном».

Приезжих обгоняли груженные блоками и кирпичом автомашины, звонили краны, перенося контейнеры; пели девушки, красившие стены огромного дома.

— Они здесь-таки работают, — сказала Клава. — Краны у них — то, что надо…

— А недавно здесь были поля, — мечтательно промолвила Стеша, — а там был лес…

— Вот наш дом. Двадцать восьмой. А квартира… шесть…

— Вот, уж пришли, будем швартоваться?

— Вы к кому? — поинтересовалась молодица в большом цветастом платке, прервав разговор с соседкой. Это была Ганна Кожухариха. Она сделала шаг к Стеше, бросила на землю какой-то сверток и ударила руками о полы кожуха. — Марта! Это же твоя Стешка!

— Мама!

Марта так и не сообразила, чей это был голос — Стеши или Фросинки…

Платон перечитывал автореферат своей диссертации, присланный ему с пометками профессора. Вот и закончен многолетний труд. Платон весьма критически относился к своей диссертации, ведь столько уже исписали бумаги ученые и не очень ученые мужи об организации труда в колхозах, о резервах дальнейшего развития хозяйства! И лежат эти труды балластом в библиотеках, никто их не читает, и пользы никакой. Платон прочитал немало так называемых научных работ. К сожалению, многие были просто разбухшими информациями; в них к общеизвестным теоретическим положениям притягивались конъюнктурные выводы, которые, в свою очередь, основывались на случайных фактах. Надо выступить против трав — пожалуйста. За кукурузу, горох? Просим…

Гайворон обобщил опыт колхозов в организации труда всего района и своего, Сосенского. Его труд прочли во всех артелях, а потом обсудили на районной теоретической конференции с участием ученых академии и научно-исследовательских институтов.

Работу Гайворона оценили высоко, хотя кое-кто обвинял его в излишнем «практицизме». Платон шел на это сознательно, ему хотелось, чтобы простой бригадир или звеньевой, прочитав книжку, понял все, чтобы она помогла в работе.

Зазвонил телефон.

— Слушаю, — снял трубку Платон.

— Платон, приехала Стеша, — сказал чей-то взволнованный женский голос.

— А кто это говорит?

— Не скажу… Приехала Стеша с сестрой. Сейчас они у Мартыненков на Выдубе, а потом придут… — Голос в трубке утих, послышалось перешептывание, — потом придут к Чугаю… А может, уже и пришли.

— Кто это говорит? — Но в трубке частые гудки.

Платон посмотрел на часы: одиннадцатый. Неужели приехала? Почему не написала? Нет, наверное, это пошутили девушки. Светлана или София. Точно, это был голос Светланы. Ну, я же вам! Платон надел полушубок и вышел на улицу. Никого. Зайду к Поликарпу, проведаю, подумал Платон. Давно не был у Чугая.

Поликарп обрадовался:

— Вот спасибо, Платон, что заглянул, а то за целый вечер и дверь не скрипнула. Раздевайся.

— Благодарю, — Платон огляделся в хате. — Я ненадолго. Что вы делаете, Поликарп Васильевич?

— Да заставил Кожухарь дневник нашего бригадного опытного участка переписать, а то, говорит, какая-то наука о картошке требует из Киева, так я вот уже неделю пишу. Ужинал? Може, давай вдвоем, по-холостяцки?

— Благодарю… Это мне позвонил кто-то, Поликарп Васильевич, и сказал, что Стеша приехала, так я зашел… по дороге.

— Стеша? — удивился Чугай.

— Сказали, что они с Фросинкой у… Марты…

— Стеша? У Марты? — Чугай недоверчиво посмотрел на Платона. — Не может быть… Она домой пришла бы. Это пошутил кто-то. Стеша не обошла бы свою хату, нет…

— А может, они поездом в Выруб приехали?

— Поездом? — переспросил Чугай. — Если вдвоем с той Фросинкой, то могло быть, могло… — Чугай умолк, закурил. — Мне как раз Михея надо было навестить… Не разберу, что тут в дневнике написано, — показал пальцем на неровные рядки. — То ли калийные удобрения вносили, то ли сульфатные…

— Так сходите. — Платон притворился, что поверил наивной выдумке Поликарпа. — Для науки это весьма важно… А мне как раз надо заехать к Отару, чтобы помог запчастями…

— Надо, надо, Платон, запчасти, это дело такое, что куй, пока горячо, — притворяется и Чугай.

— Так, может, я возьму газик, и поедем? — несмело предложил Платон.

— Хорошо бы, Платон, а то Отара днем с огнем не найдешь на том «Факеле». — Чугай быстро оделся.

Уже за селом услышали, как Данила Выгон вызванивал полночь.

— Несколько поздновато едем, Поликарп Васильевич, — со смущением сказал Платон.

— Ничего, Михей ложится спать поздно, — успокоил Чугай. — Отар его учит грузинским песням. Так они, говорила Ганна, до полуночи поют. А там, у Мартыненков, если гости, то тоже не спят…

— А вы еще не были у них?

— У Ладька? Нет, Платон. Сейчас у меня не жизнь, а, как говорил мой комбат, ситуация… сплошная ситуация. Тебе одному сознаюсь, Платон, что… Марта, значит, хотела ко мне вернуться. Ох, и тяжко мне.

— Отвыкли или…

— Люблю ее, Платон.

— Так пусть возвращается. Или гордость не позволяет?

— Гордость уже переступил, Платон. Ты ж был на свадьбе… — вздохнул Чугай. — А сейчас о другом думаю: у них же с Ладьком дочка. Опять разобьется семья. Свежая рана будет. А моя уже зарубцевалась… И не знаю, как Стеша на это посмотрит.