На белом свете. Уран - [156]
Маркиянов закурил сигарету и развернул перед Гайвороном и Мостовым карту со своими пометками.
— Возможно, что и дойдет, — вздохнул Маркиянов, — план уточняется. Однако нам с вами нельзя быть пассивными регистраторами. Мы с Александром Ивановичем решили обратиться в правительство с просьбой увеличить площадь леса в районе, и в частности вокруг «Факела». Завезем сюда самые лучшие породы деревьев, пришлем специалистов.
— Платон, благодари, — шутливо посоветовал Мостовой. — А то передумает министр. Не отказывайся от красы.
— Благодарю, Николай Борисович, но полагаю, что сейчас об этом говорить рано, не до леса нам, — ответил Платон. — Не о красе думаем, а…
— Зря, — заметил Маркиянов. — А я хочу думать о красе, о благолепии земли. И мы приехали, Платон, потому что понимаем: если с карты республики исчезнет еще одно зелененькое пятно колхозного леса, — это не подарок человечеству…
— У нас не хватит ни людей, ни техники, чтобы посадить столько леса, — вслух размышлял Гайворон. — Да и где его сажать, когда и так земли нет…
— На склонах холмов, по ярам, — сказал Мостовой. — А может, вокруг будущего Русавского моря, — добавил он. — Товарищи с опытной станции все обмозгуют. Машины мы пришлем, а финансовые вопросы уладим с ведомством Турчина.
— Тогда другое дело, Николай Борисович. А самим нам не под силу, — сказал Платон.
— Знаем, Платон, — ответил Маркиянов, — и должны все сделать, чтобы люди видели, что уран не уничтожит красоты Сосенки и нашей земли. Вырубим сорок гектаров леса — посадим сто. Будет уран и будут соловьи петь в рощах…
— Я — за такую программу, — сказал Мостовой.
— И я, — пожал руку Маркиянову Платон.
…Сосенка мигала огоньками среди сумрака осенней ночи, ей было уютно между Выдубецкими холмами и старым лесом, над тихой Русавкой. Платон проехал по безлюдным улицам на колхозную усадьбу, поставил машину в гараж и зашел в контору.
За столом бухгалтера дымил трубкой Данила Выгон.
— Все поразошлись, — встретил Гайворона сторож. — Жаль, что ты, Платон, кино не видел. Ну и Стешка! И в кого оно удалось такое!
В кабинете Платон посмотрел сводки, старательно подготовленные Горобцом, написал на календаре, что надо сделать завтра. Позвонил домой.
— Вася, не спишь?
— Над алгеброй сижу. Платон, тебя дядька Поликарп искал, очень просил, чтоб ты зашел к нему.
— Хорошо.
«Неужели Стеша приехала?» — думал, идя по улице.
В хате Чугая светилось. На подворье никакой машины не было видно. Гайворон постучал.
Чугай широко открыл двери:
— Просим, Андреевич, гостем будешь. А у меня, значит, такая оказия.
За столом уже сидели чуть захмелевшие Михей Кожухарь, Никодим Дынька, Савка Чемерис, Мирон Мазур и Нечипор Сноп. В красном углу, под портретом Гагарина, сиял в белой сорочке с бабочкой Федор Рыбка.
— Садись, Платон, — хлопотал Чугай, доставая тарелки и чистую рюмку. — Женщины, как слабая сила, не выдержали, а мы еще по-казацки.
— Я, лично, еще выпью с Платоном, — решил Чемерис.
— Это ж вы по какому поводу? — спросил Гайворон.
— Темный человек, — безнадежно махнул рукой Кожухарь.
— Кино обмываем, — пояснил Мазур.
Опять Стеша. Не может сегодня убежать от нее Платон.
— Теперь выпьем за… директора… кинокартины товарища… — Михей Кожухарь водил ногтем по афише, — товарища П. Колодия.
— За Колодия! — поддержал Дынька.
— Мы тут за всех выпили. По афише, — сказал Мазур. — За труды…
— И за Федора Рыбку, лично, пили, — Савка Чемерис гладил рукой Рыбку по голове. — А то если б не он, то было б не кино, а ерунда.
— Платон, выпей хоть одну, — упрашивал Чугай.
— Давай, Платон, потому что такое раз на веку бывает. — заверял Кожухарь. — Выпьем за Стешу.
— Лично.
— Дай ей, боже, здоровья и таланта!
— Будем крепкими, Поликарп, потому что ты великий человек!
— За прекрасную артистку Стешу Чугай! — подал голос Рыбка.
— За Стешу, — промолвил Платон, кинув взгляд на афишу: Стеша улыбалась.
тихо начал Михей Кожухарь, расставив свои длинные руки и кивнув Мазуру.
затрепетал под потолком баритон Мазура. И вдруг вырвался на удивление чистый тенорок Никодима Дыньки:
Гудит бас Поликарпа Чугая, тихо поет Нечипор Сноп, и куда-то тянет Федор Рыбка. Михей Кожухарь взмахом руки находит место в хоре для Чугая и Мазура, глазами направляет Дыньку, сдерживает Федора Рыбку, и песня вдруг становится широкой и нежной:
Растревоженный песней и воспоминаниями, Платон пошел домой. Его догнал Федор Рыбка:
— Платон Андреевич, просил бы, чтобы мне дали бензину.
— Пожалуйста. Заходи утром в контору.
— Благодарю… Жалко мне, что вы не видели картину.
— Еще успею.
— Я хотел, чтобы вы первый, ведь это дело такое, — туманно намекал на что-то Федор. — Я понимаю… Платон Андреевич, идемте в клуб… Я для вас одного покажу. А? — перешел на шепот.
— Идем, — согласился Платон. Федор перематывал ленты:
— Я быстро, Платон Андреевич.
Гайворон сел в последний ряд. На полу лежала какая-то бумажка. Поднял, прочитал:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
С Иваном Ивановичем, членом Общества кинолюбов СССР, случились странные события. А начались они с того, что Иван Иванович, стоя у края тротуара, майским весенним утром в Столице, в наши дни начисто запамятовал, что было написано в его рукописи киносценария, которая исчезла вместе с желтым портфелем с чернильным пятном около застежки. Забыл напрочь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В своей второй книге автор, энергетик по профессии, много лет живущий на Севере, рассказывает о нелегких буднях электрической службы, о героическом труде северян.
«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».