На белом свете. Уран - [152]

— Новый фасон платья?

— Нет. Давид просит, чтобы ты поехала с ним к морю.

— Мне нельзя ехать на такое адское солнце.

— Давид предлагает поехать на Рижское взморье. Там для тебя чудный климат. Неповторимое море…

— Почему он сам не сказал мне?

— Наверное, ему неудобно, понимаешь, неженатый мужчина… Но надо плюнуть на мещанские условности. Давид говорит, что ты вернешься оттуда абсолютно здоровой. Подумаешь? Мы тебе с отцом советуем.

— Отец тоже советует? — удивилась Наталка.

— Разве он тебе враг?

— Я подумаю, мама.

— Тут не над чем думать.

В самом деле, над чем думать? Море. Красавица Рига. Новые люди, пляжи. Зачем томиться в этих комнатах, чего ждать, когда жизнь вдруг открывает перед тобой столько заманчивых перспектив? Спасибо тебе, Давид, ты настоящий друг. Ехать, ехать немедленно! Это просто здорово, что Давид придумал такую поездку. Собственно, Наталка должна была благодарить не Давида, а мать. Выслушав Давида, Ольга Аркадьевна вздохнула:

— Вы сказали Наташе, что едете в Ялту?

— Да.

— Жаль.

— Почему? — удивился Давид.

— Она всю жизнь мечтала поехать на море, но Ялта ей не подходит.

— Там сейчас жарко, — согласился Давид. — Однако Наталку можно послать, скажем, на Рижское взморье.

— Не могу же я отпустить ее одну. Если б вы, Давид, изменили свой план…

— Я? — растерялся Давид. — Конечно, мне все равно куда ехать. Но…

— Вы — врач, — улыбнулась Ольга Аркадьевна, — и ваши отношения с Наталкой не вызовут ни у кого никакого подозрения.

— Конечно, мы друзья. За эти годы мы…

— Вы сделали бы нам огромную услугу, Давид.

— Пожалуйста, я готов. Но не будет ли возражать Михаил Константинович?

— Ты не возражаешь, Михайло? — обратилась она к Нарбутову.

— Пусть решает Наталка. Хотя есть определенные причины, которые тоже надо учитывать. — Нарбутов надеялся, что Сокальский поймет этот намек.

— Наоборот, Платон будет рад, — разъяснила намек Нарбутова Ольга Аркадьевна. — Мы живем в двадцатом веке, а не во времена феодализма. Спасибо вам, Давид, что вы подумали о Наталке, — растроганная Ольга Аркадьевна щедро подарила свою инициативу Сокальскому.

Надо отдать должное Люде. Она сделала все для того, чтобы Наталка поехала к морю, имея в своих чемоданах достаточное количество модных платьев, кофточек и купальников.

— Наталка, ты пленишь всю Ригу и окрестное побережье! У тебя прекрасная фигура! И не бойся декольте, — напутствовала Люда, — оно делает каждую женщину таинственной, но надо не все показывать, что ты имеешь. Нужно дать всем, кто на тебя смотрит, возможность пофантазировать.

Настал день отъезда. С утра появился несколько растерянный Давид в новом сером костюме.

— Билеты я достал, послал телеграмму в Дубулты, в пансионат. Одним словом, если наш сервис окажется таким, как о нем пишут в газетах, то мы едем будто домой.

Нарбутов приехал на вокзал прямо с работы, в замусоленном комбинезоне и рядом с разряженными Ольгой Аркадьевной и Людой чувствовал себя неловко. Наталка взяла его под руку:

— У тебя плохое настроение? Ты недоволен, что я еду?

— Я надеюсь, что у тебя достаточно здравого смысла, Наталка.

— Не будем, батя, старомодными.

— Хватит читать ей мораль, — подошла Ольга Аркадьевна. — Давид, ни в коем случае не давайте Наталке мороженого.

Подошел поезд. Занесли вещи в купе. Перебросились несколькими бессодержательными фразами, распрощались, Давид поставил чемоданы и вышел в коридор, оставив Наталку переодеваться. Наталка начала тихо прикрывать дверь, чтоб не разбудить пассажира на нижней полке. Она вначале даже подумала, что там лежали сваленные в кучу матрасы, накрытые простыней. Но куча вдруг зашевелилась, и Наталка разглядела толстенную женщину в синем спортивном костюме. Если бы не прическа, то можно было бы предположить, что это Жаботинский или Григорий Новак.

— Какая станция? — прогундосила женщина.

— Винница.

— А что это за город?

— Областной центр.

— Не слышала… Это ваш муж? — она указала глазами на дверь. — Симпатичный. Я люблю брюнетов.

— Это не мой муж.

— По-нимаю. Далеко едете?

— В Ригу.

— По-нимаю. Туда с мужьями не ездят. Я ночью храплю, — предупредила женщина.

— Я тоже, — сказала Наталка.

— Значит, у нас будет дуэт… Я отдыхала у подруги в Херсоне. Прекрасно!.. Купались в Днепре, я так похудела… Мы с моей подругой пели в опере. У меня — сопрано. Я — Капитолина Изюмова. Слышали? Не слышали. А когда-то я гремела… Зовите вашего э-э… мужа, будем завтракать. У меня курица и портвейн. Как его звать? Давид? — Капитолина отодвинула дверь. — Давид, втискивайся!

— Простите, но мы с вами не разминемся.

Капитолина загородила собой окно, и Давид как-то умостился на диване.

— Начнем, дети мои, — Капитолина достала две курицы, бутылку вина. — Портвейн — это жизнь. Жаль, что ваша жена не пьет. Вино и мужчины только и держали меня на свете… Зовите меня просто Капа. Так меня звал когда-то в Одессе Куприн… У вас что, свадебное путешествие? Нет. По-нимаю… Сейчас я усну на часик. Если буду храпеть — разбудите…

— Помню, я еще молодушкой была! — затянуло сопрано на весь вагон, потом боком умостилось на диване и закрыло глаза.

Через несколько минут купе вздрогнуло от богатырского храпа. Зазвенела настольная лампа, закачались шелковые занавески на окне. Давид и Наталка вышла в коридор и простояли там до Казатина. На остановке сопрано проснулось: