На белом свете. Уран - [138]

— Не будет дела у этого Мостового. Не туда гнет.

— Не туда, — соглашался Кутень.

— Демократию развел такую, что… По магазинам утром ходит, проверяет, хорошо ли выпечен хлеб… Народник!

— А жена его на базаре торгует. Ей-богу, сама слышала, — божится Надежда.

— Дела-а, — Кутень наполняет рюмки.

— Дружками себя обсаживает. — Душа Бунчука не может терпеть неправды. — Гайворона — жениного брата — посадил членом бюро райкома… Своя рука.

— Второго секретаря райкома у себя поселил, — добавляет Кутень.

— Кого, Земцова?

— Эге. Сам занял три комнаты в бывшей сберкассе, а одну отдал Земцову, чтоб всегда был под рукой… Но то же не хата, а смех. У мужиков лучшие.

— Заигрывает с людьми… Вот, мол, какой я скромный… А что ж ты за секретарь, если человеческой квартиры не имеешь? А если начальство высокое приедет? По чайным будешь водить? — Бунчук выпивает рюмку и без аппетита жует соленый огурец. — Ой, присмотрятся когда-то высшие инстанции и еще пожалеют.

— Ой, пожалеют, — повторяет Кутень. — У меня все записано…

— Ему, этому Мостовому, сейчас легко, потому что район на ноги поставлен, все закручено и катится. А когда я пришел… только сто коммунистов было… Все на своем горбу вынес.

— На горбу, на горбу. — Кутень невольно смотрит, есть ли у Бунчука горб. — Доведет он район… Ой, доведет, — сонно моргает Кутень. — На-деж-ж-да! Принеси нам пахты.

— Но настоящие коммунисты молчать не станут! — поднимает голос Бунчук.

— Не будут! — соглашается Кутень.

— Они будут сигнализировать!

— …сигнализировать, — эхом отдается голос Кутня.

— Потому, что нам честь района дорога.

— Надеж-ж-да!.. Нам честь района дорога, — заверяет жену Кутень.

…Недавно Бунчук завел дневник. Первые страницы толстой тетради были заполнены такими сокровенными записями, что, перечитав их, он сам испугался. И хоть дал себе слово писать только правду, подумал и переписал несколько страниц.

«Сегодня поднялся в семь ноль-ноль. Погода хорошая. Атмосферных осадков нет. Людмила пошла в школу. Позавтракал. Читал прессу. В передовой «Правды» вспоминают наш район и Сосенский колхоз. Это дружки Мостового по партийной школе стараются. Демагогия. Если б не дождь, то и урожая такого не было бы.

Подметал сад. Урожай фруктов на косточковые выше от среднего уровня. Людмила энтузиазма в вопросах сближения не проявляет, и мне обидно. Вопрос о работе Мостовой не решает. А Гавриленко проваливает ремонт и реконструкцию завода, до сих пор не смонтирован ряд агрегатов. Приезжал инструктор обкома по вопросу вселения Мостового в мой бывший дом и ремонта на государственные средства. Факты не подтвердились. Читал худлитературу. Демагогия! Автор все вопросы выдумал, так не бывает. Писатель не знает нашей бурной жизни, а пишет. Людмиле роман нравится. Это неправильно».

Бунчук подумал и дописал:

«…не очень правильно. Вечером был у т. Кутня. Выпил порядка трех-четырех рюмок. Тов. Кутень меня понимает. Говорит, что у М. дело не пойдет».

Газик остановился на любимом месте Мостового. Русавка медленно струилась у самого леса, а на другом берегу раскинулись скошенные поля. Сейчас они будто были залиты расплавленным золотом. У самого горизонта высились Выдубецкие холмы. Мостовой взял удочку и примостился за высоким камышом. Галина накормила Андрейку, уложила спать на коврике под дубом. Таня не успела и оглянуться, как Никита исчез.

— От меня не спрячешься! — Таня побежала искать мужа. — Хоть поговорю, дома-то он никогда не бывает.

— Да и мой так.

Не клевало. Никита уверял, будто на рыбу влияет все: и молодая луна, и закат, и ветер, и волна, и еще сотни разных причин. Каждый рыбак ведь должен найти научное обоснование своим неудачам.

Галина потихоньку присела за кустом дикого жасмина и стала смотреть на мужа. Александр сидел в одних плавках. Тело было крепкое, смуглое, с глубокими шрамами на груди — следами ран; четко вырисовывались мускулы на крупных руках. Голова гордо посаженная, лицо очень бледное и сосредоточенное, нервное, — он не изменился с тех пор, как приехал за ней в Луганск.

…Почему-то из всего, что было в тот день, когда она оставила Сосенку, написав письмо Мостовому, ей запомнился только старенький кассир на станции Косополье, который все повторял: «Скажем, скажем, усе скажем…»

Она была тогда словно в угаре. Ведь счастье обрушилось так внезапно… Она любила Мостового, он любил ее, хотя об этом не смели сказать друг другу. Саша ухаживал за ней несмело, встречались они редко, будто невзначай. И вдруг Мостовому поставили в вину ухаживание за Галиной, студенткой техникума, усмотрев в этом самое дурное. Их обоих облили грязью, распустили сплетни, и Галя не выдержала, полагая при этом, что так будет лучше для Мостового. Тяжкая обида, разбитая любовь гнали ее из родного села. Галина не знала, почему она едет именно в Луганск, что там будет делать, как станет жить. И совсем растерялась, когда поезд остановился на большом вокзале и проводник пожелал всем счастья.

Галина прошлась по незнакомым улицам. Что делать, куда идти? Читала объявления: «Нужны горные инженеры, слесари, такелажники… Нужны бухгалтеры, шоферы, токари… Нужны… нужны…» А кому она нужна?