На белом свете. Уран - [131]
— Давай, Кожухарь, крой по империализму!
— Нас не запугают!
— Мы не одни фронты прошли!
— Мы и по Берлинам хаживали!
Чувствуя поддержку всего зала, Михей еще долго говорил о вражеских военных базах, которые окружили нашу страну, о неслыханном походе вокруг земного шара советских атомных подводных лодок и о наших ракетах.
— Где-то кто-то посмотрит, — продолжал Кожухарь, — на карту и увидит маленький кружочек. Прочтет: «Сосенка». И подумает: что же это за село такое? Наверное, глушь. Пусть приезжает да посмотрит. Наши поля содрогаются от шума машин, которые ведет Нечипор Сноп. Высоковольтные электрические линии висят под нашим небом. А Выдубецкие холмы! Мы видим на них буровые вышки и знаем, что скоро эти холмы откроют свои недра. Благословен будет тот час, в который мы с вами живем и работаем!
Михей сел за стол президиума, куда его пригласил Гайворон.
— Какие будут вопросы к лектору?
— А как же у нас с картошкой будет? — выкрикнула из зала Текля.
Кожухарь встал:
— Одним словом, наша бригада не подведет колхоз. Если пообещали, то все выполним и перевыполним. Новый сорт картошки дадим!
— Спасибо вам, Михей Федорович, за содержательную лекцию, — пожал руку Кожухарю Гайворон. — Правда, вы несколько отошли от темы, но…
— Не волнуйся, Платон! Выращивать лук да чеснок мы умеем. Мне же, когда увидел столько людей, захотелось поговорить о жизни, потому что столько передумаешь в долгие зимние ночи…
Ганна Кожухарь как в воду смотрела, когда говорила своему мужу о чудесах, которые ежедневно творятся на белом свете. Случилось чудо и в Сосенке. Когда-то в районной чайной пришлось Михею Кожухарю пить с друзьями чарку, и буфетчица вместо сдачи сунула ему лотерейный билет.
— Зачем он мне, — отказывался Михей, — не верю я в глупое счастье!
Но буфетчица так посмотрела на Кожухаря, так улыбнулась, что он еще пять штук купил. Лежали эти билетики в шкафу, пока не пришла газета с таблицей тиража.
— Дай-ка, Ганя, проверю. — Михей водил пальцами по рядкам. — Этот не выиграл, этот тоже… Лучше б еще пол-литра купил. Ох!.. Ганя!
— Что там привалило? Рубль?
— Машина! Ганя, ей-богу, «Запорожец» выиграл!
Ганна подошла и убедилась, что номера совпали.
— Выиграли! — всплеснула она руками.
— Вот это да! — Михей ходил по хате, не зная, что делать, а потом — за шапку да в контору колхоза.
И покатилось по селу:
— Михей машину выиграл!
— А я, дурак, ни одного билета не купил…
— Кабы знать…
— Задерет Ганна нос!
Через месяц Михея Кожухаря уведомили, что машина уже на станции Косополье и ее надо получить.
Михей попросил Максима Мазура и Юхима, чтоб помогли. Хлопцы согласились.
— Где у вас тут сгрузили машину? — обратился Кожухарь к сонному кассиру.
— Ох-хо-хо, — выглянул тот в окошко. — Скажем, скажем, скажем, усе скажем…
Кассир так ничего и не сказал. Нашли начальника, и тот проводил сосенцев на склад. Там проверили все документы и лишь тогда показали машину. «Запорожец» лоснился синими боками, блестел никелем и лупоглазо смотрел фарами на своего хозяина. Максим сел за руль, завел машину, и они выехали со станционного двора.
— На Сосенку? — спросил Максим.
— Нет, в чайную. Как же можно?
Выпили по чарке, по второй. Кожухарь угощал буфетчицу, которая когда-то всучила ему лотерейный билет, поваров и долго уговаривал выпить Максима, но тот отказывался: «За рулем не пью».
Возле «Запорожца» собрался кружок любопытных: осматривали, ощупывали, поздравили хозяина, когда тот, подвыпивший, вышел со своими друзьями из чайной.
— А сами ж ездить умеете?
— Да немножко учили меня хлопцы, — показал на Максима и Юхима, — но… на тракторе.
— Это все равно что первый класс имеете, — кто-то заверил под общий хохот.
…Посмотреть на машину во двор Кожухаря, разумеется, сошлось полсела.
— Как же ты в нем поместишься? — выспрашивал Михея Савка Чемерис. — Ты ж как дышло! Разве влезешь?
Михей согнулся в три погибели и протиснулся за руль.
— Видишь, влез!
Голова Кожухаря упиралась в потолок кузова, а колени торчали возле самого руля.
— А ездить как будешь? — не отставал Чемерис. — Тебя ж так скрючило, что не выпрямишься.
— Я гнучий.
Некоторое время Кожухарь привыкал к машине под надзором Максима и Юхима. Выбирались на ровную полевую дорогу, и только тогда Кожухарь допускался к рулю. Мотор он кое-как заводил, но потом начинались муки: Кожухарь никак не мог синхронно нажать на педаль сцепления и на акселератор. Машину подбрасывало, и мотор глох. Когда же наконец освоили эту операцию, началось другое: Михей мог смотреть при переключении скорости или торможении только на педали, и «Запорожец» сворачивал в канаву или норовил вырваться на пахоту.
— Куда ж тебя несет нечистая сила? — жалобно обращался Кожухарь к машине.
Как ни старались Максим с Юхимом, но им так и не удалось сделать из Михея водителя. Он кое-как еще мог ездить по леваде, если, конечно, поблизости не было стогов сена. А коли где-нибудь стоял хоть один, то «Запорожец», вопреки воле Михея, умудрялся свернуть туда и врезаться в стог тупорылым передком.
— Должно быть, мастерили козла, а получилась машина. Чего тебя тянет к этому сену?!
Ганна просила:
— Продай ты его, этого «Запорожца», а то убьешься.
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».