На белом свете. Уран - [118]
Вспоминаются слова песни, и Стеша видит себя в черном платке, среди толпы незнакомых людей: несут в гробу Наталку…
Стеша проклинает себя за злые мысли. Неужели она желает Наталке смерти? Нет, нет!.. Наталочка, прости, пусть я лучше сама умру! Клянусь тебе, что забуду его, вырву из сердца!
Открылась дверь, кто-то долго обметает с сапог снег. Платон! Сейчас она ему скажет, что ненавидит его, прогонит отсюда! Пусть только подойдет, будь ты проклят…
— Доброе утро, Стешка.
Ну, скажи, кинь ему в лицо слова презрения, прогони! Нет этих слов, исчезли, не успев родиться.
— Здравствуй, Платон, — прошептала она тихо.
— Ты молодец, Стешка. По откормке у тебя самые лучшие показатели в районе.
— Я только об этом и думаю, — горько усмехнулась. — Мне ничего больше в жизни не нужно… Лишь бы набирали вес бычки. Вот еще вымпел от правления и парторганизации вручил вчера Подогретый. Он ушел, а я будто дурочка стою среди телят с этим вымпелом. Так было весело!..
— Нечем у нас больше тебя наградить. Премию дадим!
— А я не за премию работаю… Ты хоть завтракал сегодня?
— Еще успею.
Стеша расстелила белое полотенце, разложила сало, хлеб, жареную печенку, пирожки.
— Давай, Платон, позавтракаем!
— Ну, угощай, Стешка.
Взбрыкивая, к ним подбежал маленький бычок и, широко расставив ноги, удивленно остановился. Он не мог понять, почему это его добрая хозяйка не обращает на него внимания: бычок привык, что, как только он подбегал к Стеше, она брала теплыми руками его симпатичную мордочку (бычок знал, что он симпатичный) и нежно гладила, приговаривая какие-то слова.
— Чего, глупенький, смотришь? — услышал бычок, но не понял, к кому были обращены эти слова: к нему или к тому мужчине, что сидел рядом со Стешей.
— Как Наталка? — спросила Стеша настороженно.
— Я разговаривал с профессором. Будут делать операцию.
— Передай ей привет, — искупала Стеша свой грех. — Я очень хочу, чтобы она выздоровела.
— Спасибо.
Потом бычок увидел, как мужчина поднялся, улыбнулся телятнице и что-то сказал. Она усмехнулась ему в ответ. Бычку показалось, что Стеша сейчас возьмет теплыми руками голову этого мужчины, погладит его и скажет такие же ласковые слова, какие говорит ему. Но этого не случилось. Мужчина вышел из телятника, а телятница почему-то подошла к столбу, прислонилась к нему и долго молчала…
Удивительные существа эти люди, — думал, наверное, бычок, глядя, как вздрагивали плечи его доброй няни.
Вторую весну зеленели буйными всходами Выдубецкие холмы. Утонула в свежей зелени листвы Сосенка, и над ней пролетали журавлиные клинья. На лугах за Русавкой Стеше оборудовали лагерь для телят. Юхим и Максим по совету Платона пригнали сюда старый тракторный вагончик, и Стеша осталась довольна своим жильем.
Поликарп Чугай сложил возле вагончика небольшую кирпичную печку, и Стеша варила на ней себе еду. У Стеши уже не было подпасков, потому что все луга разбили на квадраты и огородили их проволокой. Загнав телят, она седлала Гнедка и ехала в село, в школу, а после занятий опять возвращалась в свой «ТТ» — так окрестили хлопцы телячий табор. Стеше нравилась эта уединенная жизнь. Она старательно готовилась к экзаменам. Вечерами, разложив костер, включала радиоприемник и слушала музыку.
Проходили дни, точно близнецы, похожие друг на друга, унося тревожное Стешино ожидание чего-то необыкновенного. И предчувствие не обмануло Стешу. Однажды утром возле вагончика остановился газик, и она рядом с Платоном увидела Бориса Аверьяновича Лебедя.
— Узнали? Вольная наездница…
Стеша вспомнила кинорежиссера, который был у нее на свадьбе.
— Да. Здравствуйте…
— Через час я заеду, — сказал Платон.
Стеша поняла, что он не хочет присутствовать при беседе.
— Рад вас видеть. — Режиссер рассматривал Стешу. — Вы такая же очаровательная. Что ж, Степанида Поликарповна, перейдем к делу.
— Пожалуйста, но я не знаю, о чем вы…
— Неужели забыли?
— О кино? Чтоб сниматься? — всплыл в памяти их первый разговор.
— Да. Мы немного задержались со сценарием, но осенью я хотел бы начать съемки. — Лебедь не сводил глаз со Стеши.
— Я не знаю, смогу ли…
— Сможете, — старался режиссер развеять Стешины сомнения. — Я привез вам сценарий, внимательно прочтите его, а через месяц я вас вызову на студию.
— Через месяц? Но я должна сдавать экзамены за десятилетку!
— Буду ждать вас в июне. Думаю, что успею закончить режиссерскую разработку. После экзаменов сразу приезжайте в Приморск, на киностудию. Вот вам адрес, пошлите телеграмму, и мы вас встретим. Станьте в профиль, — бесцеремонно, как показалось Стеше, распорядился Лебедь и навел фотоаппарат.
Лебедь снимал ее верхом на лошади, заставлял смеяться, плакать. На удивление, у Стеши все получалось легко и непринужденно.
— Великолепно! Прекрасно! — повторял Лебедь. — Вы — самородок! Надеюсь, сценарий вам понравится… и себя в нем узнаете. Галина — ваша роль.
Подъехал Гайворон.
— Мы обо всем столковались со Степанидой Поликарповной, — такими словами встретил Платона Лебедь. — Я счастлив, Платон Андреевич! Какие таланты есть в народных глубинах! Прав был великий Довженко, тысячу раз прав, когда снимал в своих фильмах этих самородков!
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».