На Алтае - [22]

Богатые калмыки летом одеваются в шелковые китайские халаты, а бедные даже и в самую жару носят шубы, как и все калмыцкие женщины, зимой и летом, надевая их прямо на голое тело. Но женщины для красоты или для более приличного вида надевают поверх шубы черные бархатные или плисовые тюники, обшитые галуном или позументом.

Калмыки коротко стригут свои волосы и, как китайцы, с маковки имеют длинную косу, к которой привязывают простые или шелковые кисточки, а их князьки и именитые родовичи — большие шелковые, с золотом, кисти. Женщины носят две косы, а девушки — штук по 20 мелких заплетенных косичек, которые украшают привязанными деньгами или белыми раковинками. Головные их уборы состоят из высоких меховых шапок, срезанных косо к затылку, наподобие киверов павловцев.

Тип калмыков, как и вообще сибирских инородцев, подходит более к китайскому: буро-темный цвет кожи, скулистый, с узкими, поставленными вкось глазами и скудными признаками черной бороды.

Вообще калмыки народ честный, слово свое держат свято и воровства не знают — это их достоинство и гордость народная.

Из их быта интересны некоторые обряды и обычаи. Так, например, при перевалах через снеговые вершины белков, они привязывают на деревья всевозможные ленточки, тряпочки, ремешки, даже пучки из конских волос хвоста или гривы; это есть своего рода жертва в знак благодарности за благополучное путешествие через такие грандиозные возвышенности.

Преимущественно летом бывают у них особые празднества с богослужением, что называется «камланием». Их священники, обызы, вообще играют важную роль: они и врачи, и ворожеи, и служители богам. Одеваются они в это время особо и навешивают на себя всевозможные принадлежности, не имеющие никакого значения,  как например, ленты, колокольчики, дощечки и проч., и с бубном в руках очень напоминают сибирско-восточных шаманов. Они также совершают свое камлание около костра, где скачут, кричат, словом, неистовствуют до изнеможения, после чего как мертвые падают около огня и лежат минут 20 до восстановления сил.

Во время праздника камлания калмыки приносят жертвы из молодых, рыжей масти лошадок, которых они после разных обрядов богослужения привязывают и веревкой закручивают им часть головы повыше ноздрей. Вследствие этого лошадь перестает дышать, глаза несчастного животного выходят из орбит, хвост поднимается султаном и затем, в момент смерти, вдруг опускается, и тогда животное в полном смысле слова раздергивают веревками, привязанными за ноги, так что лошадь падает на грудь и живот. Можете себе представить, какие страшные звуки являются при этом варварском обряде, когда ломаются кости, хрустят суставы!.. Словом, картина ужасная и до того потрясающая, что ее безобразие сознали и сами калмыки, не дозволяющие при этом присутствовать женщинам.

Вообще их богослужение выражает что-то неприятно сказочное, демоническое, что русские простолюдины называют просто «бесовщиной».

При калмыцких свадьбах нет никакого богослужения и есть только обрядности как при уговоре с женихом, так и при выдаче «калыма» за невесту. Калмыки просватывают своих детей еще ребятами, лет 5–8, и отделяют в сожительство, а более взрослые как бы крадут своих суженых, за что и платятся возвышенным калымом. Бывает, что оскорбленный будто бы отец невесты несколько поломается над женихом ради приличия, а сватов отдерет нагайкой — тем дело и кончается.

Во время болезней обызы «камлают» у постели больного и если это не помогает, то несчастного перекидывают через седло, то есть кладут на седло животом, и ночью везут версты за две в лес; зимою или летом, это безразлично, разводят огонь, оставляют оседланного коня и все уезжают, а больной остается один. Если он не возвратится в юрту, значит, так Богу угодно, и тогда через некоторое время едут его смотреть, чтобы привезти труп.

Знаю, что А. Э. Мако были сделаны превосходные рисунки всех этих безобразий из быта калмыков, и из них была организована выставка в Томске с благотворительной целью.

Черневые татары и калмыки почти все поголовно промышленники, как орочены Забайкалья, и только редкие из них, живущие в более оседлых местах, занимаются хлебопашеством и скотоводством. Это и есть настоящие ясачные как по оплате податей, так и по профессии. Все они имеют винтовки с такими же сошками, как и тунгусы Восточной Сибири, с которыми они могут поспорить на поприще охоты. Это действительно замечательные стрелки из винтовок, это настоящие зверовщики, которые знают всю тайгу своего округа, знают бытовой характер всякого зверя, обитающего в отрогах поднебесного Алтая, знают, где и как его взять и не трусят ни перед какой опасностью.

Из русского населения такие промышленники встречаются преимущественно из тех крестьян, которые живут около тех же отрогов Алтая, в Кузнецком и Бийском округах, в окрестностях Риддерского рудника и отчасти в Салаирском крае. Конечно, есть они и в других местах обширного Алтайского округа, в особенности изобилующих лесами, но тут они единичны и называются, как и везде, охотниками.

Такого огульного «белкованья», как оно существует в Восточной Сибири, на Алтае нет, да и быть не может, потому что здесь сравнительно белки немного и ее шкурка не имеет тех высоких качеств, как в Забайкалье. Вот почему на местных рынках беличьих шкурок весьма немного. То же можно сказать и о другой пушнине — лисице, хорьке и др.