N-P - [25]

– Ты устала и плохо выглядишь.

– Потому что я беременна. Я была потрясена.

– Не может быть!

– Вчера ходила к врачу.

– От Отохико?

– Не знаю, скорее всего от него.

– Это… тебя не смущает? – Я не могла сказать прямо.

– Придется делать аборт, – сказала Суи с гримасой.

– А что остается?

– Не знаю… – Суи склонила голову набок и погрузилась в молчание. Я тоже молчала. Потом, собравшись что-то сказать, увидела, что глаза Суи закрыты.

Казалось, она прислушивается к шелесту ветра из иного мира.

«Из какого?» – подумала я, и меня охватила печаль.

Живой цвет рассыпанных, будто оставшихся от маленькой девочки, веснушек и нежно-розовый цвет закрытых век. Словно передо мной картина, а не живой человек. Я впервые так внимательно разглядывала лицо Суи. Ее открытые глаза производили слишком сильное впечатление, и смотреть ей прямо в лицо было невозможно. Пожалуй, вся она именно в цвете и свете своих глаз.

Но сейчас от ее лица исходит цвет поражения. Краски смирения раздавленного и уставшего человека.

Внезапно открыв глаза, Суи чуть шевельнула губами и заговорила. На ее лице было довольное выражение.

– Мне стыдно признаться, но я снова хочу видеть «папу»!

– Папу?

– Да, чтобы он крепко держал ребенка на руках, играл с ним, вечером поскорее возвращался домой, снимал его на видео, переживал, если у него поднимется температура или он плачет по ночам… Я не уверена, что из меня получится хорошая мама.

– А Отохико способен на это?

– Кажется, нет. «Папа» – это самый обычный отец, мужчина, который будет наблюдать за тем, как ребенок растет. Не знаю, справится ли с этим Отохико. Я очень на это надеюсь, но делаю вид, будто бы не надеюсь.

Я заплакала.

Слез в глазах не было, но что-то на меня нахлынуло, что-то разрывало мне грудь. Нельзя плакать, подумала я.

– Послушай, – сказала Суи, – если он велит сделать аборт, отведешь меня в больницу?

– Конечно, – сказала я. – Наверное, лучше сделать. Поговори с Отохико, когда он вернется… – Я не удержалась и прыснула. – … из похода.

– Когда он вернется из похода, – Суи тоже засмеялась.

Самое неподходящее к его возрасту, ситуации и теме нашего разговора слово. Теперь всякий раз, услышав слово «поход», я буду вспоминать этот день и смеяться.

– Послушай, не поесть ли нам чего-нибудь? – спросила Суи.

– Хорошо бы! Пойдем, – сказала я. – А тебе плохо не станет? Может, что-нибудь приготовить дома?

– Есть только хлеб и суп, попробуешь? – сказала Суи с такими добрыми, добрее не бывает, глазами. Она смотрела на меня глазами, полными любви.

– Ты сама приготовила? – спросила я.

– И яд туда положила, – Суи улыбнулась.

– Я не против.

Немного спустя Суи принесла густую тушеную говядину с овощами, твердый ржаной хлеб и салат из огурцов.

– Вид аппетитный! – сказала я.

– Надеюсь, тебе понравится, – сказала Суи.

– А ты, Суи, не будешь? Она улыбнулась:

– Никакого аппетита. Ты назвала меня по имени?

– Что?

– Ты сказала – Суи?

– Да, – ответила я.

– Из твоих уст оно прозвучало как имя какой-то милой девушки, – сказала Суи.

Было вкусно. Я густо намазала хлеб маслом и съела все подчистую. Суи, потягивая пиво, смотрела телевизор. Потом у меня возникло какое-то неприятное чувство. В комнате было слишком тихо. Вечер слишком затянулся. Звук телевизора звучал слишком ясно и холодно. Мое психологическое состояние, ощущение времени и пространства разошлись в разные стороны. Суи казалась какой-то маленькой.

Что, если она и впрямь положила в еду яд?

Следующее, что я с трудом осознала: «Меня куда-то тащат». Меня волокли по полу. Мое тело не подчинялось мне, даже губы не двигались. Я хотела смотреть, но мои веки слипались, как будто их закрывали насильно. Я отчаянно хотела видеть, что со мной происходит.

– Прости меня, – со смехом проговорила Суи.

Ее слова донеслись откуда-то издалека. Я ощущала ее руки – они словно вгрызались в мои щиколотки. Эти руки говорили мне вовсе не то, в чем хотел убедить смех. Как в детстве, безмолвный лиловый поток, извиваясь, потек по моим ногам. Суи по-прежнему с силой сжимала мои щиколотки и как будто просила о помощи.

Я почувствовала, что она хочет умереть. Она устала гораздо сильнее, чем я думала. То же самое было с Сёдзи. Я хотела сказать ей:

– Умирать нельзя.

Однако, как тогда в детстве, у меня исчез голос. Я сумела сказать только одно слово:

– Умирать…

– Ты думаешь, я хочу смерти? Почему? – спросила Суи и отпустила мои ноги. Она уже не касалась меня, но ее мысли все равно мне передавались.

Для чего я родилась?

Для того, чтобы оказаться здесь с ней?

С Отохико все кончено.

Я потратила слишком много времени.

Ее душа, беспорядочная и запутанная, напоминала мозаику, но сейчас все миллионы ее кусочков сводились к одному слову – смерть.

– Нельзя, с этим не шутят. Какое хорошее лето! Мы смеялись, плакали и все позабыли. Если ты умрешь, я все забуду! Ты ведь этого не хочешь?

Я выдавила из себя эти слова, душа хотела передать их Суи, но тело не справлялось, я с трудом выговорила: «Не… ле… мы… ты…»

Суи неожиданно поднялась, мельком взглянула на меня и направилась к двери. Я поняла зачем. Убежденность пронзила мою грудь кристаллической прозрачностью, световым излучением, похожим на молнию. Я поняла, что никогда больше ее не увижу.